А было вот что. Воин Афанасьевич за несколько часов до того повстречал в замке отца Миколая и сказал, что хочет сделать подарок баронессе, но денег не имеет. Ксендз ответил: поручать неопытному кавалеру покупку подарка для красавицы глупо, но он, отец Миколай, знает, что бы обрадовало баронессу; этот предмет по его просьбе принесет подмастерье ювелира, останется только спуститься вниз за полчаса до начала службы и встать у исповедальни. Подарок оказался изящным золотым шатленом, который пристегивается к поясу или к корсажу: в набор подвесок входили крошечный ножичек, зеркальце, флакон для ароматов, игольник, футляр для ножниц и наперстка; вещица была очаровательная, но не слишком ценная, и Воин Афанасьевич даже расстроился. Но, поднимаясь наверх и глядя под ноги, он увидел, как между камнями что-то блеснуло. Нагнувшись и вытащив предмет, он опознал очень дорогие карманные часы. Возможно, именно эти часы несколько дней назад пропали у пана Радзивилла, и было сильное подозрение, будто их стянул кто-то из слуг; несколько человек обыскали, перевернули вверх дном их постели, но пропажа не нашлась.

Еще совсем недавно Воин Афанасьевич отнес бы часы владельцу. Но сейчас они были нужнее ему самому. И более того – он возблагодарил Господа, пославшего ему такую находку. Это означало: где-то на небесах одобряют его побег из Кракова. Одобряют же, потому что отец Миколай может перед отъездом уговорить его перейти в католичество. Вот так складно все получилось у Воина Афанасьевича.

На самом деле он безумно боялся возвращаться. Такого беглеца упекли бы на несколько лет в отдаленную обитель на хлеб и воду. Ордин-Нащокин-младший был уверен, что в заточении сойдет с ума.

Васька Чертков видел, что Воин Афанасьевич что-то затевает. Но видел он также, что товарищ не желает с ним разговаривать. Это было страх как обидно. Васька даже стал перебирать, в чем и когда он провинился. И решил впредь быть к Воину Афанасьевичу внимательнее. Так он и обнаружил, что воеводский сын что-то прячет под кроватью, а что – неведомо. Как-то Васька туда заглянул и увидел холщовый мешок, но развязывать тот мешок не стал. Было боязно – беспокойный вид Воина Афанасьевича, прятавшего мешок, наводил на мысли, что там краденое.

Не верил Васька, что воеводский сын способен украсть. Но это неверие было каким-то ненадежным – ведь не побоялся же Ордин-Нащокин-младший утащить государевы письма. И Васька, совершенно неспособный смотреть дальше собственного носа и держать в голове более одной мысли, был вынужден думать и сомневаться.

Если бы Воин Афанасьевич узнал, что Васька подозревает его в кражах, то назвал бы товарища дураком. Однако глупость порой бывает спасительной.

Выслушав донесения соглядатаев, Мария-Луиза решила, что пора устроить тайный допрос Пасеку. И потом, выжав из него все, что ему известно, запустить когти в пана Мазепу. Что же касается Войцеха Сайковского (она знала его настоящее имя), то он потребуется для очных ставок; хотя то, что его нет в загадочном списке, еще не означает, что он не замешан в заговоре основательно. Там только «руки Москвы» недоставало…

Местом допроса она выбрала подземелье Злодейской башни. Если окажется, что Пасек в чем-то виновен, тут же ему будет и темница. Сейчас темница пустовала, потому что, как издавна повелось, была предназначена для казнокрадов, а их в ту пору как-то не случилось. На всякий случай королева велела осмотреть подземелья Девичьей башни – та предназначалась для провинившихся знатных дам, и поди знай, кто из придворных красавиц – сообщница Любомирского.

Воин Афанасьевич же потихоньку готовился к побегу.

В ночь, которую Мария-Луиза и Ян-Казимир выбрали для начала военных действий против Любомирского, он совершил еще одно преступное деяние.

При дворе была в большой моде карточная игра. Воин Афанасьевич, сопровождая повелителя и стоя за его креслом во время карточных баталий, примечал, кто в проигрыше, а кто в выигрыше. Мария-Луиза, видя, как неотрывно он следит за игрой, встала и отдала ему свои карты, предлагая закончить партию за нее. Это был знак благоволения.

Правила игры Воин Афанасьевич знал, но до сих пор ни разу не играл. В Москве это сильно не одобрялось, сам государь возмущался таким грешным времяпрепровождением. Смолоду он, страстно отдавшись благочестию, сильно ополчился против бесовских забав, у простого люда отбирали недавно завезенные немцами карты, кости для игры в зернь, даже шахматные доски, жгли и истребляли, неуемных игроков могли уложить под батоги, даже сослать в дальние украины, в порубежные города. В княжеских и боярских домах это добро не трогали, а потом государь малость угомонился. Тем более шахматы – игра, которая позволяет чувствовать себя полководцем, а значит, полезная.

И воеводский сын по привычке считал карты и зернь грешным развлечением, а шахматы уважал. Тут же пришлось взять в руки эти подозрительные картинки, не показывая своего к ним отвращения. На столе же лежало золото – талеры и дукаты, перстни и цепи.

Воин Афанасьевич даже не подозревал, как изменилось его лицо, когда он, сев за игру, смотрел на эти сокровища. А вот король и королева переглянулись, и во взгляде было одно на двоих наблюдение: да этот пан неимоверно жаден! Жадность не одного человека втянула в государственный заговор и привела на плаху…

Ему везло. Он не проиграл денег, что оставила ему королева, но даже удвоил выигрыш и впал в дивное состояние: мир вдруг стал прекрасен, душу захлестнул восторг, голоса женщин казались музыкой, ангелы парили над его головой и сладкозвучно плескали крылами. Он сгреб добычу и ощутил себя знатным вельможей, магнатом, владельцем дюжины поместий. И сам себе воеводский сын задал вопрос: отчего ж ты, дурак, раньше карт в руки не брал?

– Вставайте и уходите, – шепнул ему пан Пасек. – Не то проиграетесь в прах.

Вполне естественно, что знакомец предупреждает ошалевшего знакомца о неприятностях. Но Ян-Казимир и Мария-Луиза опять переглянулись: шепота они не слышали, но то, как нагнулся Пасек к Сайковскому, им не понравилось.

Когда игра уже близилась к концу, пан Мазепа выпроводил Воина Афанасьевича из залы.

– Иди спать, – велел он. – Завтра о деле потолкуем.

Воин Афанасьевич, не чуя под собой ног, добрел до комнатушки. Васька, которого на королевскую игру не приглашали, уже спал. Воин Афанасьевич посчитал деньги, ахнул – триста тридцать дукатов! – и спрятал добычу в мешок. Он лег на постель не раздеваясь и блаженствовал. Он даже решил, уезжая, оставить сколько-то денег Ваське, а то пропадет совсем…

Зато Яну Пасеку было не до блаженства. Как раз когда воеводский сын считал, хватит ли Ваське десяти дукатов, пана Пасека тащили, заткнув ему рот, в Злодейскую башню.

Света в помещении было – один факел, вставленный в настенное кольцо, да свеча на столе у писаря, изготовившегося писать показания. Кто-то сидел в темноте, но разобрать лиц было невозможно.

Человека, который приказал вынуть у Пасека тряпицу изо рта, Пасек не знал. Да и поди упомни всех, кого раз или два встречал при дворе.

– Знаешь ли, зачем тебя сюда привели? – спросил этот человек.