Разные глаза… Никифор сразу понял, кто это. Не человек! Бусиэ! Бусиэ всё-таки пришел к нему! Сейчас он выгрызет у Никифора сердце или вселится в него!

От страха Никифор потерял сознание.

Он был очень удивлен, когда очнулся в тепле, в полутемной землянке, укрытый одеялом, сшитым из звериных шкур. Судя по виду и жесткости, шкуры были плохо выделаны и источали зловоние, однако Никифор не слышал никаких запахов. Нос у него был забит и распух, горло страшно саднило, а голова так болела, словно кто-то колотил по ней топором, пытаясь расколоть.

Рядом сидел бусиэ. В руках он держал котелок с чем-то горячим и, увидев, что Никифор проснулся, начал осторожно поить его с деревянной, гладко оструганной ложки. Вкуса Никифор не мог разобрать своим непослушным, распухшим языком. Сначала стало страшно, что бусиэ хочет опоить его какой-нибудь отравой, потом в гудящей голове Никифора зашевелились оттаявшие – и более смелые – мысли.

Если бы бусиэ хотел смерти Никифора, то оставил бы его замерзать на сопке. А он перетащил умирающего нанайца в балаган и все вещи его перенес: в отблесках огня Никифор разглядел свои стоящие у стенки лыжи.

Пожалуй, это человек, а не злой дух!

Напоив Никифора, незнакомец велел ему спать. Никифор был слишком слаб, чтобы спорить, и еще несколько раз он просыпался, с трудом поднимая запухшие веки, безвольно глотал горячее питье и засыпал снова. Наконец он смог сидеть, не только пить бульон, но и жевать несоленое, жестковатое мясо, а главное – говорить.

Первым делом он спросил у незнакомца, как его зовут, опасаясь услышать страшный рев: «Бусиэ!» – и увидеть разинутую пасть с клыками, которые вопьются в его горло. Всем известно, что бусиэ немедленно перегрызает глотку человеку, который осмеливается спросить его имя!

Однако незнакомец после небольшой заминки назвал русское имя – Андрей, а потом начал спрашивать, как зовут нанайца и почему он оказался в тайге в жуткий мороз совершенно раздетым.

Никифор всё рассказал о себе. И о том, что он изгонял валиаху-несчастье по совету Киры Самара, тоже рассказал.

– Ну и сволочь этот твой Кира! – воскликнул Андрей. – Главное дело, сиди голышом и жди, пока этот валиаху выбежит! Да еще следы оставит! В жизни такой ахинеи не слышал! Похоже, Кира решил тебя прикончить твоими же собственными руками. Вот только зачем? Вы с ним враги? За что он мог так на тебя разозлиться?

– Раньше злился за то, что моя аси вышла за меня замуж, хотя ее хотел взять за себя Кира Самар, а теперь не знаю, – развел руками Никифор. – Вроде бы не за что.

– Что? – воскликнул Андрей. – Ты у него женщину увел, а говоришь, ему злиться на тебя не за что?!

– Так это уже несколько лет назад было, – неуверенно ответил Никифор. – Сколько можно злиться?

– Сколько? – пристально глянул на него Андрей, и синий глаз его потемнел, стал почти черным. – Да всю жизнь, понял? Даже если бы ты помер там, в лесу, он бы тебя все равно ненавидел. Такое простить невозможно. Ты мне поверь. Я точно знаю!

– Откуда? – спросил Никифор, но Андрей только зло дернул углом рта и ничего не ответил.

– Так ты думаешь, что Кира Самар меня нарочно в лес отправил? – спросил Никифор робко.

– Можешь не сомневаться! Только такой телёнок, как ты, не догадался бы об этом сразу! И поверь, пока ты тут валяешься полудохлый, он уже подкатывает к твоей этой, как ее… Асе. И небось уверяет, что ты из тайги больше не вернешься!

– Да нет, ее зовут Серафима, – пояснил Никифор, который знал, что русские с трудом запоминают нанайские имена. – Аси – это значит жена.

– Понятно, – кивнул Андрей. – Ну так вот, если ты не хочешь, чтобы этот Кира ее себе забрал, тебе возвращаться пора!

– Конечно! – воскликнул Никифор. – Давно пора!

Он вскочил на ноги, но тут же снова рухнул на топчан: колени подогнулись, голова закружилась.

– Один не дойдешь, – буркнул Андрей. – Свалишься где-нибудь в сугроб – и всё случится именно так, как хотел этот сукин кот Кира. Я тебя отведу. Завтра утром. А сейчас спи. Я собираться буду.

Утром Никифор не поверил своим глазам, увидев Андрея. Он подрезал бороду и волосы, переоделся в русскую одежду: телогрейку, клетчатую рубашку, брюки. Все это было ему велико, болталось, как будто внутри вовсе не было тела. Только стоптанные кирзовые сапоги ловко сидели на ногах.

– Болел я, вот и исхудал так сильно, – буркнул Андрей, перехватив удивленный взгляд Никифора. – Нечего таращиться!

Никифор подумал, что Андрей во время своей болезни не только исхудал, но и уменьшился в росте, и хотел что-то сказать об этом, однако пристальный взгляд Андрея словно бы связал его по рукам и ногам.

– Я геолог, – сказал Андрей, не сводя с него глаз. – Заблудился в лесу, был ранен секачом и набрел на это зимовье. Мне пришлось поселиться здесь. Я долго болел и не мог вернуться к людям. Теперь я должен пойти с тобой. У вас в селении есть милиция? Строго с документами?

– Нет, – пролепетал Никифор. – Милиционера у нас в Долани нету, он иногда приезжает из Аянки. Там стойбище больше, там и доктор был, только он умер. Должны были нового прислать, да никак не пришлют…

– Черт с ним, с доктором, – резко прервал его Андрей. – А с этим ментом как, поладить можно? Ну, с милиционером?

– Его зовут не мент, а Борис Самар, – ответил Никифор.

Степан криво ухмыльнулся:

– Борис так Борис. Самар, говоришь? А он что, брат этому поганцу Кире?

– Нет, они просто Самары, – пояснил Никифор. – Просто родичи. Все Самары когда-то давно имели одного предка. Раньше нанай было мало. Самар, Бельды, Актанка, Пассар, Уза, Дункай, Киле, еще другие… У каждого родились дети, у детей еще внуки, но они имя предка берегли и передавали друг другу по наследству. Самары всегда женись только на Самарах, Киле – на Киле, Бельды на Бельды, мои родичи Дункай – на Дункай…

– А твоя жена тоже Дункай? – перебил его Степан. – Или Самар, если Кира на ней жениться хотел?

– Нет, она из рода Уза, – ответил Никифор. – То, о чем я говорю, давно было, в старые времена. Теперь каждый женится на том, на ком хочет. Но все равно: люди одного рода друг за друга горой стоят, понимаешь? Если Самар другого Самара о чем-то попросит, тот все для него сделает!

– Значит, надо, чтобы Кира Самар захотел попросить Бориса Самара не придираться ко мне, – задумчиво пробормотал Андрей. – И, кажется у меня есть средство заставить его это сделать…

– Что? – спросил ничего не понявший Никифор, но Андрей только отмахнулся и сказал, что им пора выходить.

У Андрея тоже нашлись лыжи, хоть и очень старые, и Никифор обрадовался, потому что в своих разбитых кирзачах русский быстро обморозил бы ноги и вообще увяз бы с сугробах.

Они отошли не слишком далеко от зимовья, когда Андрей сказал, что ему надо ненадолго вернуться, потому что он кое-что позабыл.