Но шел 2009 год, и вопросы так легко не решались. Те самые банкиры, которые в 2007-м пачками рассылали предложения о займах на покупку домов, теперь хотели получить в качестве обеспечения ведро нашей крови. Мы принадлежали к тому широкому слою населения, который находится между богачами и бедняками: у нас хватало денег, чтобы оплатить половину стоимости дома, но не весь дом сразу. Однако, чтобы получить кредит, нам пришлось проделать куда больше трюков, чем дельфинам в океанариуме.

Сначала нужно было продать мою квартиру в большом доме в Бостоне, а я неразумно горячился всякий раз, когда кто-нибудь осматривал ее и не соглашался купить мгновенно, не сходя с места. Я хочу сказать, почему они не видели в ней того, что ясно было мне? Как можно не понимать того, что это самая великолепная квартира, какую только можно себе вообразить? Неужели не ясно, сколько тепла дает этот камин холодными январскими вечерами, как легко добраться отсюда до реки Чарльз июльским утром, как удобно попасть на стадион «Фенуэй» во время октябрьских финальных игр? Как они могли не почувствовать очарования этого жилища?

Постепенно, как и бывает в жизни, все утряслось: и продажа квартиры, и получение займа, и покупка нового дома. Я со всем этим почти смирился. Меня уже почти радовали мысли о том, что мне будет принадлежать большой домашний кабинет с камином и не придется каждый раз по выходным покидать Пэм и целых тридцать пять минут ехать до города, чтобы лечь спать. Готов я был и к тем обязательствам, которыми сопровождалась эта сделка, причем я говорю вовсе не об ипотеке.

* * *

Как-то раз в середине марта, после обеда, зазвонил мой служебный телефон. Звонила Пэм.

– Ты сумеешь вырваться и приехать сюда на празднование дня рождения?

День рождения.

Едва ли вы сможете представить, какой первобытный страх охватил меня, как я испугался потерпеть неудачу, услышав два таких обычных слова, – главным образом потому, что понятия не имел, чей день рождения мы будем праздновать этим вечером. А спросить прямо было не так-то легко. Раньше все было просто: я помнил в принципе об одном-единственном дне рождения – моем. Ну, еще я запоминал в свое время дни рождения бывшей жены или особенно дорогой мне подруги. Что касается мамы, то о ее дне мне всегда напоминали сестры, в этом на них можно было положиться, а мама всегда звонила мне накануне их дат. День рождения Гарри я хорошо помнил, хотя мы не всегда его отмечали: мне становилось не по себе, когда я думал о том, что он стареет. Но теперь были две девочки, моя невеста и ее обширная родня, и все это не умещалось в памяти, с чем я и столкнулся в данную минуту.

Сердце у меня упало, как холодный камень в горячий суп. День рождения. Я живо представил себе, как расплачется ребенок, если я приеду без подарка, хотя у обеих девочек было все, чего они только могли пожелать. Представил я себе и рассерженную взрослую, шокированную нянюшку Маршу, которая с незапамятных пор была членом семьи, представил звонок шепотом будущей теще, мрачные последующие недели, а затем неловкие попытки к примирению, которые, возможно, потребуют от меня купить в подарок нового пони, чего я сейчас не мог себе позволить. Подумать только: всего двадцать минут назад я блаженно бросал себе в рот конфеты «М&М’s» с арахисом и размышлял, успею ли сегодня побывать в спортзале.

Я сосредоточился на мыслях о Каролине, младшей дочке Пэм. Давай, Брайан, шевели мозгами! Ага, вспомнил! Был же праздник, после которого гости остались ночевать в доме, где-то недели через две после Рождества. Тогда снова прибыла целая команда маникюрш, и они открыли в гостиной Пэм что-то вроде салона: не меньше дюжины девочек лет семи выстроились в очередь, нетерпеливо ожидая, когда им накрасят ногти на руках и ногах. Это и был ее день рождения. Теперь Абигейл, старшая. Немного позднее, это точно. Думай. Ради всего святого, постарайся вспомнить. Да, я помню, как забирал в магазине торт для нее. В тот вечер еще передавали матч «Ред Сокс». В апреле это было. Уже успел начаться бейсбольный сезон. А сейчас еще март – значит, день рождения не у нее.

Ну, про Пэм я помнил. У нее в октябре, одном из моих самых любимых месяцев.

Кто ж еще остается, черт возьми?

– Конечно приеду, а как же иначе? – ответил я на вопрос Пэм, изо всех сил стараясь скрыть охватившую меня панику. – Не режьте торт без меня.

Входя в тот вечер в ее дом, я нес с собой не подарок, а чувство смертельного страха. Только я открыл входную дверь, как Каролина громко закричала:

– Брайан приехал! Можно начинать! – Это было хорошее, по-настоящему теплое приветствие, которое здесь мне вовсе не было гарантировано. Ради таких горячих приветствий многое можно было стерпеть, даже те вечера, когда я входил в дом, а девочки не давали себе труда оторваться от телевизора, чтобы хоть поздороваться, и в конце концов я, стоя в одиночестве, ел равиоли с сыром.

Я вошел в кухню. Там за столом сидела Абигейл и делала уроки, Пэм убирала в шкафчик тарелки после обеда, а на разделочном столе рядом с целой гроздью красных и белых воздушных шариков стояла большая коробка с тортом из первоклассной кондитерской «Шоколадная глазурь». Возле нее никто не суетился.

– Хочешь привести сюда именинника? – крикнула Пэм, обращаясь к Каролине.

Ага, хотя бы с полом определились. Пэм подошла к коробке с тортом и начала открывать заклеенные лентой бортики. Позади хлопнула дверь. Абигейл отодвинула в сторону свои тетрадки и возбужденно вскочила с места. Я же боялся, чтобы моя голова не лопнула от любопытства. Каролина вошла на кухню, держа в руках не кого иного, как радостно воркующего Цыпу, а Пэм в ту же минуту, не сговариваясь с Каролиной, протянула на вытянутых руках торт, украшенный точным подобием Цыпы из густого белого и красного крема.

– Смотри, Бу-Бу, это ты! – воскликнула Абигейл. Каролина сунула его клювом прямо в торт, и будь я проклят, если петух сперва не вгляделся в угощение повнимательнее, словно хотел сказать: «Хорошо бы внутри оказалась шоколадная начинка». В торте горела одинокая свеча, свет выключили. Женское трио затянуло «С днем рожденья тебя».

Я ощутил одновременно и облегчение, и безграничное удивление. Нет, я знал, что они обожают эту птичку, но заказывать торт в «Шоколадной глазури»? Такая штука разорила Пэм не меньше, чем на сотню баксов. Она тем временем отрезала ломтик этой красоты и положила на праздничную тарелку, специально предназначенную для именинника, а тарелку поставила на пол. Снова загорелся свет. Каролина выпустила из рук Цыпу, который издал громкий, похожий на лай звук. Его можно было принять за выражение благодарности, если бы я не знал этого петуха так близко. Он засунул клюв поглубже в торт, вытащил его, весь вымазанный кремом, и посмотрел на Пэм и девочек с нескрываемой радостью. Цыпа снова и снова жадно набрасывался на крем, на бисквит, на крошки, оставшиеся в тарелке. Девочки громко смеялись, выкрикивая: «Цыпа! Цыпа!» Пэм сияла, а такой я ее уже давненько не видел. Я не удержался и тоже посмеялся – над птицей, над девочками, над нелепостью всего происходящего.

– Тебе исполнился год, Цыпа, – растолковывала Каролина петуху, который уже не обращал на нее внимания. – Там, где сделали этот торт, найдется еще много-много других.