Миссис Эббот рассмеялась.

– На этом пятачке про всех все слышно.

– Но тут хорошо, – добавил муж.

– Да! Люди здесь такие хорошие, дружелюбные. Не то что в других местах. – Жена отпила эля. – И независимые. Мы скоро уезжаем, видимо, стареем. Жизнь тут все-таки немного примитивна, особенно на Сент-Агате, нет многих привычных удобств. Для молодежи подходит, но нам это уже трудно.

– Туалетной бумаги не достать, – вставляет муж.

– И мешков для мусора, – сказала жена. – Но нам грустно отсюда уезжать.

– Нищих почти не видно, – сказал муж, рассматривающий в бинокль что-то в бухте. – Не то что в Индии.

– Вы много путешествуете? – из вежливости спросила Ренни.

– О, мы это очень любим, – ответила миссис Эббот. – В основном из-за птиц, но людей мы тоже любим. Но с нынешним курсом валют это уже не так легко, как прежде.

– Ты абсолютно права, – сказал ее супруг. – Штаты набрали слишком много денег. В этом вся суть проблемы, если кратко. Мы должны прекратить жить не по средствам.

– Он знает, что говорит, – сказала миссис Эббот гордо, с чувством. – До пенсии он работал в банке.

Ее муж в этот момент сидит с откинутой назад головой и смотрит вверх.

Ренни решила, что Лора что-то напутала. Как могут эти невинные, милые, скучные люди быть агентами ЦРУ? Вопрос в другом: как ей от них избавиться? Похоже, они намерены провести здесь весь день. Ренни ждет, что миссис Эббот вот-вот выудит из своей «сознательной» холщовой сумки фотографии внуков.

– Видите мужчину, во-он там? – спрашивает миссис Эббот, указывая в сторону бара. Народу там намного больше, чем когда Ренни только пришла, она не уверена, кто имеется в виду, но кивает. – Он из попугайской мафии.

– Попугайской? – слабым голосом сказала Ренни.

– Не смейтесь. Это огромный бизнес. В Германии за взрослую пару дают порядка тридцати пяти тысяч долларов.

– У немцев слишком много денег, – сказал Эббот. – Уже из ушей лезут. Не знают, куда девать.

– Речь о попугаях Сент-Антуана. Они очень редкие, – продолжала миссис Эббот. – И водятся только здесь, нигде больше.

– Омерзительно, – добавил супруг. – Они их наркотиком накачивают. Если бы я поймал его с бедной птицей, шею бы негодяю свернул.

Оба говорили с таким негодованием, будто речь шла о международной проституции.

Ренни изо всех сил старается сохранить серьезный вид.

– И как они их перевозят? – спрашивает Ренни.

– На яхтах, как и всё в этих местах, – ответил Эббот. – Для нас дело чести разузнать о нем всё. Он не отсюда – из Тринидада.

– Мы доложили о нем в Ассоциацию, – продолжала миссис Эббот с довольным видом. – Это его не остановило – но темп он сбавил. Конечно, он не знает, что это были мы. Это опасные люди, а мы на самом деле не обладаем необходимой подготовкой.

– В нашем-то возрасте, – добавляет Эббот.

– Что за Ассоциация? – спрашивает Ренни.

– Международная ассоциация любителей попугаев, – поясняет миссис Эббот. – Отлично работают, но не могут же они находиться везде сразу.

Ренни понимает, что ей необходимо повторить. Если мир захватили сюрреалисты, ей остается только получать удовольствие. Она спрашивает супругов, принести ли им еще по элю, но они говорят: «Нет, спасибо». Как бы то ни было, скоро уже стемнеет.

– По гнездам! – воодушевленно говорит Эббот, поднимаясь.

* * *

Для Ренни это уже третий ром. Она захмелела, но не опьянела. Несколько раз к ней приходила мысль, что обратно катера не будет, а ей негде ночевать. «Ладно, всегда есть пляж», – думает она.

Еще не стемнело, но официантки уже начали накрывать столики к ужину на террасе под широким навесом и зажигают свечи в маленьких красных стеклянных плошках. Все столики снаружи заняты в основном яхтсменами, а вокруг бара толпятся мужчины, почти сплошь темнокожие. Некоторых она как будто уже видела, но не уверена. Знакомые сапоги: да, этого мужчину она точно помнит, у него еще усики, как у латиноса. Но он ее словно не замечает. Есть и несколько белых, с огрубевшей бледной кожей и сухими выбеленными волосами, характерными для тех, кто постоянно находится под палящим солнцем.

Она возвращается от бара, когда на террасе появляется доктор Пескарь. Он пришел не со стороны пляжа, а вышел из сада, что за отелем. Его сопровождают трое мужчин; на двух футболки с надписью «РЫБЕ – ЖИЗНЬ», под надписью – изображение кита, а под ним еще надпись: «ГОЛОСУЙ ЗА ПАРТИЮ СПРАВЕДЛИВОСТИ». А третий – белый, худощавый. На нем куртка-сафари и очки с затемненными стеклами. Он держится чуть позади.

Доктор заметил Ренни и тут же подходит к ней. Двое его спутников устремляются к бару, а третий вроде колеблется, но тоже присоединяется к остальным.

– Ну что же, друг мой, – говорит он. – Вижу, вы в конце концов решили освещать наши выборы. – И криво улыбается.

Ренни улыбается в ответ. Ей кажется, он с ней шутит, и она готова подыграть.

– Ну да – из бара. Все лучшие журналисты ведут репортажи, сидя в баре.

– Говорят, это вообще самое лучшее место, – отвечает доктор. Его акцент сейчас заметнее, он явно расслабился. Ренни кажется, он тоже уже принял пару-тройку аперитивов. – Здесь все. В частности, наш министр юстиции. Готовится к поражению. – Он рассмеялся. – Прошу прощения за политическое высказывание, – обращается он к белому мужчине. – Это ваш соотечественник, друг мой. Он Высший комиссар Канады на Барбадосе; приехал узнать, почему ни один человек не принял участия в программе по подготовке ныряльщиков при поддержке славных канадцев.

Ренни не расслышала его имя. «Что-то центральноевропейское», – думает она. Посол мультикультурализма. Мужчина пожимает ей руку.

– Вы журналист, как я понимаю, – говорит он. Очень нервничает.

– Да, пишу про еду и всякое такое, – говорит Ренни небрежно, чтобы он не нервничал.

– Что может быть важнее? – вежливо отвечает он.

Они садятся.

– А я скажу почему, – продолжает доктор. – Дело в том, что славные канадцы хотят научить рыбаков нырять так, чтобы у тех не случалась кессонная болезнь и они не становились инвалидами. И что они придумали? Нашли специалиста, который явился сюда в разгар сезона ловли омаров, когда все рыбаки в море на добыче. На эти деньги они живут. Никакого заговора, все просто. Скажите им, чтобы в следующий раз они сначала спросили. Того, кто в курсе.

Мужчина улыбается, достает сигарету, коричневую, и вставляет ее в черный мундштук. Ренни кажется, это слишком манерно. Ей неловко от того, что ее земляк носит куртку-сафари. Он что думает, они в Африке? Мог хотя бы выбрать другой цвет: бежевым не идет бежевое.

– Вы же знаете, как это устроено, – говорит он. – Наше правительство имеет дело с действующими правительствами, которые не всегда владеют самой достоверной информацией.