К числу «установлений» княгини Ольги относят еще одно, сведения о котором приведены в «Истории Российской» В. Н. Татищева. Под несколько более поздним 964 годом, ссылаясь на некую «Раскольничью летопись», историк XVIII века сообщает о том, что «тогда же отреши Ольга княжее, а уложила брать от жениха по черне куне как князю, так боярину от его подданного». Смысл этой не вполне ясной реформы сам Татищев видел в отмене древнего обычая «растления невест», то есть хорошо известного в Европе права «первой ночи», якобы замененного Ольгой на денежную выплату, и с этим объяснением согласились последующие историки. Действительно, сохранившийся до наших дней обычай «выкупа» невест, по всей вероятности, восходит к первобытным ритуалам публичного лишения девства, замененного позднее выкупом — «веном». Однако можно ли связывать эти изменения с деятельностью княгини Ольги, сказать трудно, поскольку никакими более ранними источниками татищевское известие не подтверждается и достоверность его вызывает сомнения.

* * *

Летописец сообщил не только о том, как собиралась дань, но и о том, как она распределялась Ольгой, и это свидетельство также драгоценно для нас. Древлянская дань, по летописи, делилась на три части: две шли в Киев, а третья — в Вышгород, то есть лично Ольге. На эти средства Ольга должна была содержать свой двор, дружину и т. д.

Подобное распределение дани было в порядке вещей. Известно, что точно так же обстояло дело и с новгородской данью: две ее части (2 тысячи гривен), по обычаю, «от года до года», шли в Киев, а третья (тысяча гривен) оставалась в Новгороде. В 1013—1014 годах новгородской данью распоряжался князь Ярослав Владимирович, сын Владимира Святого, посаженный отцом на княжение в этот город, и его отказ от передачи в Киев оговоренного «урока» едва не привел к войне между отцом и сыном, которая не состоялась только из-за болезни и последующей смерти Владимира. Когда два столетия спустя, в 1214 году, новгородский князь Мстислав Удатной завоевал Чудскую землю, он также передал две трети чудской дани новгородцам, а треть оставил для своих «дворян», то есть собственной дружины и окружения. Так что Ольга действовала в полном соответствии с обычаем. Такое распределение дани вполне устраивало и киевлян, и именно этим, не в последнюю очередь, можно объяснить ту готовность, с которой киевские воеводы, включая Свенельда, поддержали Ольгу в ее походе на древлян. Их доходы значительно выросли, и можно думать, что именно древлянская дань стала экономической основой последующего могущества Киева и киевских князей и бояр.

Между прочим, роль Свенельда в древлянских делах позволяет коснуться еще одной особенности в становлении древнерусской государственности, отличающей ее от Западной Европы.

Как мы помним, в свое время Свенельду была передана древлянская дань, но потом он был отстранен от нее. В начале княжения Ольги мы видим Свенельда в числе главнейших воевод, и именно он возглавляет киевское войско в походе на тех же древлян. Затем Свенельд станет первым воеводой сына Ольги Святослава, но уже не будет принимать участие в древлянских делах, а Древлянская земля достанется юному сыну Святослава Олегу. Между тем сам факт передачи Свенельду древлянской (а также уличской) дани свидетельствует о том, что в древней Руси существовала — по крайней мере, в потенции, зародыше — возможность развития феодальных отношений по пути, отличному от того, который в конце концов возобладал у нас, но схожему с тем, по которому пошли раннесредневековые страны Европы. Я имею в виду потенциальную возможность возникновения в древней Руси крупных земельных владений, получаемых на условиях вассальной службы сюзерену — князю — и имеющих тенденцию последующего превращения в полусамостоятельные государственные образования внутри Киевской державы под верховным суверенитетом киевского князя — уже не на племенной, а на чисто феодальной основе, — по типу западноевропейских графств и герцогств. Изначально, в раннее европейское Средневековье, такие образования возникали в том числе за счет передачи тому или иному лицу права на сбор дани с определенной территории, которое затем переходило по наследству. Таким наследственным владением — графством — для потомков Свенельда при определенном стечении обстоятельств могла стать Древлянская или Уличская земля. Известно, что сын Свенельда Лют в 70-е годы X века явно претендовал на Древлянскую землю, опираясь, очевидно, на факт передачи древлянской дани его отцу. Однако эти претензии были жестоко пресечены князем Олегом Святославичем, убившим Люта при первом же его появлении в Древлянской земле.

Вероятно, эпизод с передачей дани Свенельду был случаем исключительным, почему и оказался отмечен летописью[113]. Система вассалитета-сюзеренитета, характерная для Западной Европы, не получила у нас развития. Русь осталась «семейным владением» Рюриковичей, и уже на основании семейных отношений внутри княжеского рода будет развиваться система вассалитета «по-русски», представляющая собой сложное переплетение семейно-правовых отношений, при котором все без исключения русские князья — как старшие, так и младшие — оставались кровными родственниками друг друга. И надо сказать, что именно кровное родство русских князей, их принадлежность к единому роду станут важнейшим фактором сохранения в будущем единства самой Русской земли.

* * *

Годы правления Ольги и ее сына Святослава применительно к истории становления древнерусской государственности представляют особый интерес еще в одном отношении. Именно в это время происходят не вполне ясные для нас, но очень важные, необратимые изменения в самом княжеском семействе.

Известно, что Игорь был главой многочисленного клана. В тексте русско-византийского договора 944 года, помимо имен самого Игоря, его жены Ольги и сына Святослава, приведены имена и других его родственников, причем относительно двух из них указана и степень родства: это его «нетии», то есть племянники[114], Игорь и Акун (Якун). Каждого из членов княжеского семейства («всякого княжья», по выражению документа) на переговорах с греками представлял особый посол; имена этих послов и их доверителей — князей — перечислены в договоре в строго определенном порядке. Всего названо 25 имен послов, включая посла самого Игоря[115]. Первые три места занимают послы Игоря, Святослава и Ольги; на четвертом значится посол Игоря-младшего. А вот посол другого племянника киевского князя, Акуна, расположен на одиннадцатой позиции; от посла Игоря-младшего его отделяют шесть имен. Несомненно, все эти имена принадлежат представителям других родичей киевского князя, занимавших в княжеском семействе более высокое положение, чем младший племянник. Это некие Володислав, Предслава, Сфандра (жена или вдова какого-то Улеба), Тудор (или Турд, Турдуви), Фаст и Сфирко. (Обратим особое внимание на то, что ряд имен — женских, причем женщины занимают очень высокое положение в Игоревой семье — в ряде случаев явно представляя интересы ушедших из жизни мужчин.) Кем все они приходились Игорю, можно только гадать. Так, предполагают, что Игорь был одним из трех братьев: от одного его брата — старшего — остался племянник, тоже Игорь, имевший уже двух детей, чьи имена приведены в договоре вслед за его собственным, — это Володислав и Предслава; Сфандра же — вдова другого племянника Игоря, Улеба, с тремя детьми — Тудором (или Турдом), Фастом и Сфирко, а от самого младшего брата Игоря остался племянник Акун. Эта реконструкция вполне возможна, но, разумеется, не обязательна — родственные связи между упомянутыми в договоре лицами могли быть совсем иными. Что же касается следующих далее четырнадцати человек, чьи послы также участвовали в заключении договора 944 года, то об их статусе сказать что-либо определенное еще сложнее, хотя есть все основания полагать, что и они принадлежали к княжескому семейству, и именно в этом смысле надлежит понимать слова, с которыми их послы обратились к византийским «царям»: «Мы от рода русского…»