Удрученные опытом, сыны Иуды стали теперь еще суровее и лицемернее, чем их лютые предки. Отсюда понятно, что Талмудическая герменевтика должна представлять обширную науку. Действительно, ряд глубоко поучительных данных и весьма обстоятельное понятие о ней дает Чиарини (Theorie du Judaisme), а Каббала, без знакомства с которой полное изучение Талмуда немыслимо, лишь крайне усугубляет эти трудности.

Во всяком случае, чрезвычайно важным доказательством опасности Талмудических принципов для гоимов и заведомости ее для сынов Иуды служат два неизменных в еврейской истории факта: а) евреи всячески избегают прозелитов, между прочим, и потому, что боялись и боятся их нескромности, и б) они трепещут пред самой возможностью ренегатства в собственной среде, а потому сообща, жестоко мстят своим вероотступникам.

Таков Талмуд.

XII. В маленьком еврейском местечке Польши, Белоруссии или Галиции и на такой сцене, как Париж или Нью-Йорк, в сознании мелкого фактора-мишуриса, Сруля Наружнера или в сложном уме лондонского лорда-мэра Генри Аарона Исаакса, в области религии и в сфере гешефта, по отношению к израильтянам либо к иноверцам-гоям, Талмуд одинаково является всеразрешающей энциклопедией, равно обязательной во всяких случаях жизни, комбинациях, надеждах и помышлениях истинного еврея.

Написать конституцию еврейства, значит исчерпать Талмуд.

Для правоверного еврея найти выход из любого положения – это подыскать соответственное указание в том же Талмуде. Разобраться в черной душе фанатического Талмудиста, Иуды-предателя, это – согласовать бесчисленные противоречия, вопиющие нелепости и лихоимственные извороты его учителей-раввинов Талмуда. С первого дня рождения и до могилы, закоренелый еврей вращается исключительно в Талмудической атмосфере, ею одной дышит, претворяет и совершенствует ее в самом себе и, наконец, завещает плоды своей пронырливости будущим поколениям таких же Талмудистов, как он сам.

Уничтожьте все экземпляры Талмуда, и жиды напишут его вновь! Подвергните его цензуре, и они станут заучивать воспрещенные места наизусть, передавая их из поколения в поколение на словах, как это они делают и теперь по отношению к тем сатанинским клеветам на христианство и своим законам о гоях, которыми прямо или косвенно, явно или иносказательно, отличается Талмуд.

«Не для взрослых людей, а разве для малых, но злобных ребят написано это учение, – говорил еще философ Аверроэс (умер в 1217 г.), – а затем разработано так, что последователей Талмуда нет возможности извлечь ни из жалкого невежества, ни из их глубочайшей безнравственности».

Действительно, по всем своим признакам, Талмуд кажется произведением, возможным разве среди дикарей. Между тем, он появился в самый разгар греческой и римской цивилизации. Уже этим доказано с ясностью, насколько расовая вражда неизменно отделяла еврейство от всего остального человечества. Все усилия старейшин Израиля имели единственной целью сделать евреев непохожими на прочих людей.

Как бы эти люди ни были прекрасны и полезны учреждения других народов, они должны быть проклинаемы евреями.

Их Бог и религия, право и нравственность, надежды и замыслы, стремления и занятия, промыслы и праздники, нравы и забавы, жилища и платье, суды и календарь, наконец, сама пища, – все должно иметь особый характер. Не отсюда ли и сказания о Левиафане с Бегемотом?!..

Еще и сегодня те же чувства и те же упования вдохновляют охранителей иудаизма, когда на вопрос – с этими варварскими и развращающими предрассудками, как же вы рассчитываете на прозелитизм? – они дают все тот же стереотипный ответ: «Это неизбежно для устройства ограды вокруг Закона, сохранение которого важнее, чем какая бы то ни было нравственность…»

XIII. Путеводная звезда евреев в течение двух тысяч лет, Талмуд, запечатлен в иудейском мозгу по закону наследственности. Он – исключительное умственное достояние, завещанное бесчисленным множеством поколений, которые бледнели и сохли над изучением Талмудической премудрости и, наконец, воплотили ее в себе. Евреи не только проникнуты, они пересыщены «священным» Талмудом. Ему обязаны они как идеей о своем превосходстве над всем остальным человечеством (что и делает их сильными), так и тем отсутствием всякого морального чувства, которое почти обезоруживает нас – до такой степени оно прирожденно и непосредственно у еврея. Как насыщаемый морем песок с каждым новым приливом поглощает все больше и больше соли, так и заражаемая Талмудизмом душа с каждым новым поколением воспринимает изуверство все в большей и большей мере.

Воспитываемый на Талмуде каждый из молодых евреев приобретает и некоторую долю юридической подготовки. Вступив в жизнь, он вносит Талмудические понятия и приемы в основание своих поступков, а затем, убеждаясь, что положительное законодательство страны, где он живет, относится к его идеям отрицательно, он всячески начинает изощряться в обходе законов путем толкования по наставлениям, усвоенным в хедере или иешиботе. Чем же грозит ожидовление хотя бы одной адвокатуры?..

В изложенном заключается сущность Талмуда и еврейства. Несравненное и неизмеримое превосходство «избранного народа» и совершенное бесправие гоев – два коренных устоя их взаимных отношений. Повторяем, не только еврей не способен de jure обмануть или ограбить гоя, а наоборот, сам гой заслуживает примерной, грозной кары за оскорбление еврейского величества, когда осмеливается лгать, будто ему что-нибудь может принадлежать. Отсюда ясно, почему для еврея весь вопрос – не посрамить Имени Божия, что по Талмуду значит именно – «не попасться». «II s'agit de prendre sans etre pris!..»

Достигнуть же безнаказанности возможно только двумя путями: а) заручившись покровительством власти, все равно как, т. е. пронырством, шантажом, подкупом, влиянием соумышленников-гоев либо непосредственным участием сынов Иуды в самом правительстве. Причем первые два способа даже предпочитаются, как переносящие ответственность на других: б) собственными изворотами и ухищрениями, превратившимися у евреев в неподражаемый спорт и достаточно раскрывающими смысл того положения в Талмуде, что искусившемуся в ловкости сухим выходить из воды «талмид-хахаму» (Талмудическому гешефтмахеру) дозволено все, и, наоборот ам-гаареца, т. е. простака, не умеющего извратить «закон» произвольное число раз в ту и в другую сторону, позволяется даже в праздник «распластать как рыбу».

Приписывая ежедневные занятия Талмудом самому Иегову и указывая, что даже Ему случается иной раз приглашать на консультацию знаменитых раввинов с земли, старейшины «многострадальной синагоги» явно показывают этим, какую важность они сами Талмуду придают, а с другой стороны, логически утверждают, что, по договору (завету), Иегова обязался возлюбить евреев и ненавидеть остальной мир. Но раз дело идет о договоре, то еврей у себя дома, так как в «истолковании» для него нет препятствий, что, кажется, всякому известно.

Сохранение верховенства Израиля и ничтожества гоев суть принципы, для всякого еврея неприкосновенны. А если в той или другой кагальной реформе исчезнут несколько обветшалых, подчас забавных, обрядов, то не здесь, разумеется, смысл и корень Талмуда или его задач. Если в иные времена и эти обряды рассматривались, как «ограда Закона» для сохранения еврейства, то ныне результаты обусловливаются уже не такими путями.