где-то в другом районе, насколько я помню – на Рублевке. Но когда у Александра Вадимовича были… ну, проблемы в семье, то он ночевал тут.

– А кто вам рассказывал о его проблемах? – поинтересовался Крячко. – Он сам?

– Нет, что вы! – смутилась девушка. – Он сам со мной мало говорил – и три года назад, и вообще. Только «здравствуйте, до свидания», вот и все общение. Просто когда Остафьевы отдавали мне ключи от своей квартиры, то попутно рассказали кое-какие сведения о соседях по площадке. В качестве, так сказать, ознакомления. В том числе и про Александра Вадимовича.

– Хорошо, рассказывайте дальше, – кивнул Гуров.

– Года два назад Вершинин стал появляться в этой квартире уже не один. Я, конечно, не специально следила, не подумайте чего такого, – опять смутилась Мария. – Просто несколько раз вечером я сталкивалась с ним на лестничной площадке. Тогда-то в первый раз я Татьяну и увидела. А через полгода Александр Вадимович на ней женился, и она в эту квартиру переехала.

– Интересно, почему Вершинин не купил себе другую квартиру, а привел молодую жену в трехкомнатную и совсем даже не элитную квартирку? – задался вопросом Семашко.

Мария пожала плечами и ответила:

– Не знаю. Знаю только, что он много денег и большую квартиру на Рублевке, где жил с первой супругой, оставил ей и сыну. Алименты еще им выплачивал огромные, и еще какие-то платы были…

– Вы неплохо осведомлены, – одобрительно покивал Крячко.

– Все это мне Таня рассказала, – снова смутилась Мария. – Мы с ней подружились, она часто забегала ко мне в гости и делилась своими проблемами. И вообще много всего про себя рассказывала.

– Даже так? – удивился Лев Иванович и переглянулся с Крячко и Семашко. – А вот в ваших прежних показаниях об этом ничего нет.

– А меня никто и не просил об этом рассказывать. Ну, про мои отношения с Вершининами. Спрашивали только конкретно о ссоре. Вообще-то я хотела рассказать, но меня перебили и сказали не отвлекаться на излишние ненужные подробности – так они выразились. Вернее, он – следователь Ромашин.

– Ну, а мы теперь очень вас просим рассказать нам все эти подробности, – доверительно наклонился к девушке Гуров.

– Да вы пейте чай, а то ведь остывает, – посоветовала студентка неотрывно смотревшему на нее Семашко и продолжила рассказ: – Странная она была, эта Татьяна Вершинина – одинокая и злая на всех. Я ведь к ней в подруги не навязывалась, а оттолкнуть… Не умею я людей, которые нуждаются в помощи, отталкивать.

– А Вершинина нуждалась в помощи? – удивился молодой оперативник.

– Думаю, что да. Иначе бы она ко мне не бегала и о себе не рассказывала. Было такое впечатление, что ей все равно, кому рассказывать и жаловаться. Она словно искала спасения от самой себя и не знала, к кому обратиться за помощью. Но с другой стороны, не хотела она никакой помощи от меня. Просто ей нужен был человек, которому можно было бы жаловаться на жизнь и который бы ее не отталкивал, а выслушивал. Да я ничем и не могла ей помочь, – пожала Мария плечами. – А еще она почти всегда была какой-то взвинченной и нервной, и настроение у нее резко менялось. Я так думаю, что это все из-за алкоголя и наркотиков.

– Значит, то, что она наркотики принимала, – это не сплетни, – понимающе покивал Крячко.

– Нет, не сплетни. – Мария поежилась, словно от холода, хотя в комнате было довольно тепло. – Александр Вадимович, прежде чем жениться на Тане, устроил ее в частную клинику на лечение от наркозависимости. Она там полгода провела и вроде бы как даже вылечилась… По ее словам.

– Бывших наркоманов и алкоголиков не бывает – это даже школьники сейчас знают. – Семашко допил чай и поставил чашку на столик. – Мария, скажите, а Вершинина рассказывала вам что-нибудь о своей жизни с мужем? Или – о любовниках? Насколько она была с вами откровенна?

Девушка посмотрела на молодого оперативника с лукавством и ответила:

– Она была откровенна ровно настолько, насколько женщина может быть откровенна с молодой соседкой. Нет, она жаловалась только на своего мужа, а о любовниках, если они у нее и были, она ничего никогда не рассказывала.

– А на мужа почему жаловалась? – задал наводящий вопрос Станислав.

– Первое время после замужества, когда Таня еще не работала в модельном агентстве, она часто ко мне приходила и жаловалась, что Александр Вадимович совсем ее никуда от себя не отпускает и почти никуда с нею не ходит. Ей такая жизнь домохозяйки при муже казалось скучной. Она, мол, привыкла к активной, бурной жизни: общаться с друзьями, быть на людях…

– Извините, что перебиваю, – проговорил Лев Иванович. – Скажите, Татьяна рассказывала вам какие-то подробности о своей жизни до замужества?

– Нет, подробностей не рассказывала, но я так поняла из бесед с нею, что она работала в каком-то дорогом ночном стрип-клубе. А вот в каком – не знаю, – пожала Мария плечиками.

– Да и ладно: не знаете, и не надо, – сказал Лев Иванович.

– Потом, когда Таня уже стала работать моделью в «Белиссимо»… Ее, кстати, туда Александр Вадимович устроил через своего друга с телевидения. Тогда-то она стала жаловаться на ревность супруга. Ну, что он ее постоянно сам отвозит и сам забирает из агентства, по десять раз на день звонит, чтобы узнать, где она и когда освободится… Вечерами ходит с нею в ресторан или к своим друзьям в гости, например, но всегда следит, чтобы она не общалась со своими старыми друзьями даже в интернете. Она говорила, что очень устала от такого тотального контроля и даже жалеет, что вышла замуж за Александра Вадимовича.

– Она хотела от него уйти? – спросил Семашко.

– И да, и нет, – ответила Мария. – Когда она была, как это говорят, под кайфом и в хорошем настроении, то очень хорошо отзывалась о муже и даже говорила мне, что обожает его и очень ему благодарна, что он о ней заботится и любит ее. Но вот когда она приходила ко мне не в настроении, то тогда Александру Вадимовичу доставалось по полной программе.

– Она не говорила вам, поднимал ли на нее руку Вершинин? – спросил Гуров.

– Нет, такого не говорила. Да такого и не могло быть! – возмущенно воскликнула девушка. – Александр Вадимович – он очень спокойный и выдержанный мужчина.

– Вы же говорили, что у вас с ним только шапочно-соседское знакомство, – с подозрением посмотрел на Марию Крячко.

– Да, мы с Александром Вадимовичем общались мало. Но глаза-то у меня есть. Я же видела, как он к Тане относится.

– А вот другие соседи, – не унимался Крячко, – говорят, что они очень часто скандалили и ссорились.

– Не знаю, спорить не буду, я у них за стенкой не живу и не слышу, как они ссорятся, – надула губки Мария. – Возможно, и ругались. Как Татьяна порой себя вела, так тут никакие нервы, даже у такого терпеливого мужчины, как Александр Вадимович, не выдержат.

– Но то, как последний раз ссорились Вершинины, вы слышали и даже давали по этому поводу свидетельские показания, – напомнил студентке Гуров.

– Я просто в этот момент была у них дома, поэтому все и слышала! – с обидой на недоверие к ней ответила Мария. – Я пришла к Александру Вадимовичу сказать, чтобы он забрал Таню из моей квартиры. Мне нужно было уходить, а она пришла ко мне как раз в этот момент и стала изливать свои обиды на мужа. И вообще была в неадекватном состоянии, не хотела уходить от меня. Пока я разговаривала с Вершининым у них в гостиной, она вернулась, вернее, как безумная ворвалась в квартиру и стала кричать, что я любовница ее мужа. Александр Вадимович пытался ее успокоить, но она стала кричать еще громче и швырять в него разные вещи. Тогда он сказал мне, чтобы я шла домой, а он с женою разберется сам. Я ушла, но не к себе, а осталась в прихожей. Потому все, что было потом, я и слышала. Ушла только тогда, когда Александр Вадимович крикнул, что с него уже хватит и он больше не будет терпеть выходки Татьяны. Он сказал ей, что она или снова ляжет в больницу и будет лечиться, завязав и со своими любовными похождениями, и с наркотиками, или он подаст на развод и оставит ее без копейки денег. Пусть, мол, она возвращается обратно в тот гадючник, из которого он ее вытащил. Это было последнее, что я слышала. Потом я выскочила из квартиры, потому как услыхала звук шагов в свою сторону, и пошла к себе домой. Слышала только, как дверь громко хлопнула и Александр Вадимович по лестнице побежал вниз.

– Странно, но в протоколе не отмечено,