свет спокойный, серый. Я разбираю прекрасный, понятный, только что опубликованный перевод «Колокола» Айрис Мёрдок (на итальянском «La Campana»). Читать легко еще и потому, что оригинал я знаю почти наизусть. Просыпаюсь, чтобы услышать (но не разбуженная ими!) разговоры людей на кампьелло и диалог бестолковой шавки Луны с ее бестолковой хозяйкой.

— Тяв! Тяв! Тяв-тяв-тяв!

— Shhhhh, Luna, piano, piano, shhh, andiamo, Luna, — звучит надтреснутый, умоляющий голос.

— Тяв-тяв-тяв-тяв! Тяв! Тяв!

— Shhhhh, Luna, piano, andiamo, piano…

На несколько дней возвращается из своей киноэкспедиции Стефания, но мы обе так увлечены работой, что наше общение напоминает перестрелку двух реактивных истребителей. Она звонит мне в тот момент, когда я выбираюсь ненадолго в «Gobbetti», чтобы перевести дух и подкрепиться. Рыжеволосая продавщица издали улыбается мне: «Капучино, большой!» Я теперь здесь своя, местная, и это мой обычный заказ. Еще я заказываю кростата — вкусный песочный пирожок с начинкой из тертого миндаля. Эх, были бы у них еще столики со стульями, а не эта полочка для одного локтя, но это все-таки Венеция. Здесь не любят, чтобы клиенты засиживались.

Вечером договорились встретиться со Стеф. Пока есть свободное время — прогуливаюсь. Высоко на балконе одного из домов у церкви Фрари — неряшливый тип лет тридцати. Широко расставив ноги, он сидит на пластиковом стульчике и поглядывает вниз через перила. Когда мимо проходит женщина, он издает ртом резкий, громкий звук. Женщина непроизвольно вскидывает голову, и он отпускает похабные шуточки.

Через десять минут получаю деньги в банкомате на Кампо Сан-Бартоломео. Рядом со мной возникают два молодых шриланкийца, они громко, издевательски зовут: «Кис, кис, киссссс». Я торопливо выхватываю из банкомата деньги, но они еще какое-то время преследуют меня, забегая вперед и поворачиваясь. Все это продолжается, пока я не сворачиваю на другую улицу.

Замечаю Мару и Стеф у вокзала и бегу им навстречу. Сегодня — я предвкушала это целую неделю — мы идем смотреть «Гарри Поттера и узника Азкабана». Фильм демонстрируют в открытом кинотеатре на Кампо Сан-Поло. Там установлен огромный экран, перед которым ряды сидений, и все это оцеплено защитным барьером. Снаружи — билетные кассы. Я вызываюсь постоять в очереди. Работают несколько киосков, перед каждым вытянулась в линию очередь возбужденных в предвкушении зрелища людей — здесь целые семьи, подростки и дети, есть несколько туристов. Пока мои подруги выкуривают по последней сигарете, я забегаю в симпатичный магазинчик на площади, где продают серьги из полудрагоценных камней. Покупаю простые сережки из нефрита для мамы. Продавщица приветливая, говорит тихо, она вовлекает меня в разговор, и поначалу я умудряюсь перепутать все на свете.

— Вы итальянка или… О, я слышу. Просто иногда невозможно понять, в Венеции всегда так много иностранцев… А вы студентка, изучаете язык? — спрашивает она.

— Нет, я писатель.

— А! И вы приехали сюда, чтобы найти…

— Кусок заплатки.

Да, приехали… Я-то хотела сказать, что ищу здесь тишины и покоя, а получилось…

Она оставляет мой промах без внимания. Расспрашивает, откуда я приехала, вздыхает и говорит:

— Если вы живете в Лондоне, значит, весь мир перед вами. В Венеции все не так.

— Почему? Здесь очень оживленно. — Я показываю на площадь, где как раз начинают зажигаться огни в зрительном зале, а люди толпятся, покупая билеты и мороженое.

— Да, — произносит продавщица, — здесь принято выходить на улицу ближе к ночи. Уличная жизнь тут хороша.

Я присоединяюсь к Маре и Стеф. Мы занимаем свои места (на самом верху) и обнаруживаем, что наши соседи — тринадцатилетние подростки, они болтают без умолку, хохочут и постоянно бегают за кока-колой и чипсами.

Начинается фильм. Мара шикает на ребят, а потом комментирует мне:

— Обожаю шикать на людей в кино.

Подростки продолжают шуметь. Стеф тоже шипит на них:

— Простите за грубость, заткнитесь!

Они извиняются, но продолжают в том же духе. Весь сеанс мы тихо возмущаемся и ерзаем на сиденьях.

— Это потому, что мы попали в сектор для молодежи, — говорит Мара. — Обычно я сажусь в центре, только со взрослыми.

Фильм великолепный — куда мрачнее и умнее, чем две предыдущие серии. К своему стыду, признаюсь, мне нравятся все мальчики-актеры, вследствие чего показываемую историю я воспринимаю сквозь призму легкого эротизма.

Пока идут титры, Стеф и Мара пытаются договориться, куда мы пойдем дальше.

— «Postali», — предлагаю я, пока мы пробираемся по ступенькам вниз.

— «Postali» — по-любому лучшее место, — оценивает предложение Мара. — Всегда подходит.

— И мы должны сходить туда. Потому что каждый раз, как я прохожу мимо, хозяин со мной здоровается, — добавляю я. — Такой седой…

— Роберто. Да, он очень приветливый. И немного… — Мара делает жест, словно хватает что-то. Жест напоминает атакующую змею.

— Сексуальный мужчина, — оживляется Стеф.

— Он старый, — целомудренно заявляю я, хотя только что, при обсуждении фильма, дискредитировала себя, спросив: «А вы обратили внимание на сексуальные аспекты?»

— Но он неплохо сохранился, — решает Мара.

После первого стаканчика мы со Стеф ощущаем потребность остаться в одиночестве и переходим на ее половинку венецианского бисквита; я провожаю ее до дома по безлюдному Каннареджио.

В конце августа я замечаю: а) так похолодало, что впору куртку надевать; б) туристов стало намного меньше, на кампьелло почти целый день никого нет. Изменились рассветы — стали красно-золотые, с темными полосами, отдаленные. Закаты, наоборот, приблизились и наступают быстро. Луна тут всегда оранжевая или красная, редко белая. Звезды такие близкие и яркие, что похожи на детский рисунок, а когда на них смотришь, они и вправду подмигивают: большие, веселые и блестящие, над самыми крышами. Любителя музыки из моего квартала осень вдохновляет, теперь он днем и ночью слушает сентиментальную флейту, фортепьянные и органные концерты… меланхоличная душа. К моему списку людей, которых я слышу ежедневно, добавляются еще несколько: некто, кто по целой минуте громко размешивает сахар в своем вечернем чае, — сначала тридцать секунд возит ложечкой по дну чашки, а потом тридцать секунд звонко бьет по стенкам. Представляю, каково это жить с таким человеком до конца жизни. Развод!

Мы встречаемся со Стефанией и идем ужинать в «Muro», наимоднейший сверкающий ресторан в нью-йоркском стиле. Это на моей стороне от Риальто, рядом с рыбным рынком. Стильный бар, стильная лестница, стильные стулья, стильные люди. Возникает странное ощущение, когда смотришь сквозь стеклянные стены на большую пустынную площадь, древние камни, колонны и воду Каналетто. Такое соседство нового и старого мне кажется не слишком удачным. Я заказываю кусок мяса — вместе с мясом приносят чудовищный, с черной ручкой, тесак убийцы, чтобы это мясо резать. Нож настолько претенциозен и при этом настолько неудобен, что