— Нет, только с вашими кузенами. Но не уходите от ответа, пожалуйста. Вы, как мне со стороны кажется, только и делаете, что сидите и там себе что-то думаете. Я был бы очень рад, если бы вы посвящали меня в эти ваши раздумья. Вдруг бы я вам чем-нибудь помог? Помнится, такое уже случалось. Или вам кажется, что я слишком многого хочу?

Элоиза задумалась — а как много знает, например, Фальконе Фаэнца о способностях своей жены Доменики и о том, как она их использует? Или что в этом плане думает Валентин о Полине и Лианне? Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Наверное, нет, это не слишком много. Просто — вот скажите, Себастьен, у вас есть какая-то важная часть жизни, о которой вы не говорите никому и никогда? Только тем, кто знает о ней с момента рождения, своего или вашего. Никому, понимаете? А вам я говорю, в самом деле, довольно многое. Честно, вы знаете обо мне столько, сколько не знал никто и никогда, исключая близких родственников. И я сама не заметила, как так получилось.

— Элоиза… это правда? — сверкнул он глазами.

— Вы, конечно, на слух не отличите, но, помнится мне один разговор, когда вы утверждали, что хорошо разбираетесь в людях…

— Элоиза, я ведь так могу потерять последние остатки разума!

— А они вам очень нужны вот именно сейчас? — она поставила бокал на стеклянный столик, сбросила балетки, забралась с ногами на диван и обняла его.

* 53 *

Она проснулась от того, что её целовали и звали по имени.

— Элоиза-Элоиза-Элоиза, просыпайтесь!

Себастьен. Она улыбнулась и открыла глаза.

— Я задремала?

— С добрым утром, сердце моё. Вы уснули, я тоже. Но уже утро, и я подумал, что вы захотите встать и пойти работать.

— Что? — она подскочила и села на постели, собирая в кучу растрепанные незаплетенные волосы. — Сколько времени?

— Семь, начало восьмого. Я не знаю, во сколько вы хотели встать, надеюсь, мы всё успеем, — он погладил её по голове.

— Уф, — выдохнула она. — Мой будильник стоит на половину восьмого.

— Тогда ещё поваляемся, — он откинулся на подушки и притянул ей к себе.

— Я опять усну, — пробормотала она.

— Не получится, — улыбнулся он. — Не дам.

— Тогда ответьте на вопрос по делу, я вчера забыла спросить.

— Ммм?

— В течение прошедшей недели ваши сотрудники продолжали следить за госпожой Уильямс?

Он скривился.

— Да.

— Скажите, а можно мне поинтересоваться результатами? Они же есть какие-то, правда?

— Можно, конечно можно, тем более вам. Но не здесь же и не сейчас! Может быть, поступим так — вы придете ко мне на чашку кофе часиков в одиннадцать, мы сядем перед монитором и посмотрим? Есть записи с камер, есть отчёты какие-то, я, честно говоря, не интересовался. Как, годится?

— Да, я приду к вам в одиннадцать часов. Схожу на общее совещание, потом пообщаюсь со своими сотрудниками и приду.

— Отлично. А сейчас у нас еще четверть часа.

— Ой, нет, мне нужно волосы подобрать. Я-то во сне никак не могла понять, что мне спать мешает! Неужели вам не мешали?

— Не слишком, — рассмеялся он. — Нет, я понял, зачем вы плетёте косу на ночь. Но для этого мне нужно было попробовать!

— Да, а сейчас мне нужно будет это расчесать, — пробурчала она.

— Вы справитесь, я верю…

* 54 *

Отец Варфоломей спустился на завтрак в общую обеденную залу, а не в трапезную для монахов, потому что прослышал о возвращении потерянной было Элоизы де Шатийон, и ему хотелось посмотреть на её явление народу. Подробностей не знал никто, даже Лодовико, сообщивший ему вечером новость о том, что она приехала и сама пришла к Себастьяно поговорить. Натура старого сплетника жаждала информации.

В зале было как всегда утром — шум, смех, разговоры за столами, кто-то пьет свой кофе на бегу, а кто-то задумался над большой кружкой. Себастьяно и компания сидели на своём любимом месте в центре зала и явно что-то обсуждали, сблизив головы над чашками и тарелками. Тут же стоял четвертый стул и еще один прибор.

— Дети мои, это вы для меня приготовили? — вопросил Варфоломей, подойдя к столу.

— Нет, не для тебя, — сварливо проговорил Карло, — как ты мог такое подумать? Мы не пьем и не играем в карты, почему мы должны держать стул для тебя?

— И тебе спасибо на добром слове, сын мой, — Варфоломей благословил его, усаживаясь. — Себастьяно, ты выглядишь значительно лучше, нежели всю прошлую неделю, наконец-то стал на человека похож. Какое целебное средство тебе помогло, признавайся?

— Средство по имени Элоиза, — рассмеялся Карло, — Кстати, вот и она, смотрите! Как настоящая!

Элоиза вошла, оглядела зал и, не задерживаясь, направилась прямо к их столику. С ней здоровались, она отвечала и — о диво! — улыбалась в ответ. Смотреть на неё, как всегда, было сплошное эстетическое удовольствие — пышная коса вокруг головы, в пряди вплетены цветочки с недурными на взгляд Варфоломея бриллиантами в чашечках, жакет расстегнут, под ним белоснежная блузка с кружевным жабо, длинная юбка… впрочем с таким разрезом сбоку, что даже ему вздохнулось. Дивные камеи в ушах и на воротнике, он их уже на Элоизе видел как-то мельком, но возможности рассмотреть пока не представилось, нужно это сделать. На одной руке памятный по рождественской игре перстень, а на второй — приметное кольцо с неизвестным ему голубым кристаллом.

Пока он на неё глазел, она подошла к столу. Тем временем Себастьяно моргнул, и рядом с ним из ниоткуда появились стул и еще один прибор. Впрочем, все они тут же поднялись и приветствовали её.

— Доброе утро, господа. Очень хорошо, что я застала всех вас разом, — улыбнулась Элоиза.

— Так это несложно, — хмыкнул Карло. — И вам, кстати, доброго утра, и еще с возвращением. Садитесь, пожалуйста.

— Господа, мне нужно сказать вам несколько слов, а говорить их лучше стоя и глядя в глаза. Я хочу принести вам свои извинения за свое крайне неприглядное поведение на прошлой неделе, коему вы все были свидетелями.

— Да ладно, донна Эла, вы неслабо расширили наш кругозор, а местами, я подозреваю, и словарный запас, — расхохотался Карло.

— Он прав, донна Элоиза, мы все на вас не обиделись нисколько, — вдруг улыбнулся Лодовико. — Поэтому ваши извинения приняты и инцидент исчерпан.

— Про словарный запас — это к моей сестре Лианне, я не специалист, — покачала головой Элоиза. — Отец Варфоломей, а вы что скажете?

— А я, честно говоря, любуюсь вашим внешним обликом. Вы, как никто, умеете создавать образ интересный и волнующий. С вас сейчас можно написать портрет, стилизовать его под модерн и с успехом морочить головы ученой искусствоведческой общественности, — усмехнулся он.