Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И это помогло. Беззащитный походил туда-сюда, потом сказал уже спокойнее:
— Волк, собака… Эвон как заговорил. Уж и не знаю, чего дальше ждать. Ладно, делай как знаешь. Только против Скирре тебе бы пригодилась десятая руна.
Когда мы подошли к Мессенбю, Кости уже помер. В конце он дышал еле-еле, побледнел точно молоко, так что мы не сразу поняли, что его душа ушла к Фомриру. Простодушного и Плосконосого мы отнесли к здешней Орсовой женщине.
Лекарка ощупала голову Херлифа, сказала, что само зарастет, только голова будет часто болеть до следующей руны. А вот у Плосконосого дела были похуже: и сломанные ребра, и вмятина в черепе, и выбитая челюсть. И он до сих пор не просыпался.
— А нельзя вылечить ему кости твариными костями? — спросил я, вспомнив, как мне зарастили сломанную кость в Бриттланде.
— Ребра еще нужно вправить. А привязывать к голове твариные кости… — засомневалась лекарка. — Я так еще не делала. Только Орса знает, станет ли от того лучше.
— Может, Мамирова жреца позвать?
Орсова служительница аж побагровела от злости.
— Мамирова жреца? Этого беспалого? Да что он может, кроме как руны раскидывать да в небо пялиться? Разве мужчины разбираются в травах? Они только и могут всякой гадости в горшке намешать и вылепить из нее Бездна знает что! Ты еще Хуноровых и Корлеховых кликни. Одним только лишь резать, другим — молотом стучать! Сама разберусь, без ваших советов!
И вытолкала нас из дому.
Орала она — на всю улицу было слышно. И соседка, что вешала мокрую одежду на просушку, с улыбкой пояснила:
— Не боитесь. Дело она свое знает. А мамировых жрецов на дух не переносит с тех пор, как ее жених бросил. Решил отрубить себе пальцы и Мамиру служить, а ведь его служители жен не берут и детей не ро́дят.
И лишь после этого Альрик отнес засоленную голову измененного нанимателям. Серебра нам отсыпали немало и вдобавок дали медное кольцо с вычеканенным вороном, знаком Рагнвальда. Благодаря этому кольцу конунг примет нас и вознаградит за доброе дело.
Когда весть о победе разнеслась по городу, желающих пойти в хирд стало еще больше. Краснобородый хирдман, правда, решил не вступать под руку Альрика, но Коршун и трое других остались. На этот раз Беззащитный еще жестче подошел к отбору и взял всего лишь четверых с уговором, что окончательное решение будет принято после проверки их в бою. И тут же принялся искать новую работу.
Но теперь я не спускал глаз с хёвдинга. Самому Альрику я и впрямь верил беззаветно. Он всегда поступал мудро, рассудительно, взвешенно. Лишь после смерти Рыбака он ненадолго сорвался. Но верить Бездне, что поселилась в нем, я не собирался.
Днем Альрик говорил с желающими войти в хирд, а вечером уходил в тот же постоялый двор, где мы беседовали с Харальдом Косматым, и пил. В первый вечер после возвращения мы выпили за нашу удачу. И, конечно, никто допьяна не напился, поди, уже не карлы. Неви вот мог бы нажраться, но после возвращения он незаметно улизнул и больше не показывался. Впрочем, я ничего другого от него и не ожидал.
Во второй вечер Альрик раздал серебро, полученное за измененного, и снова многие ульверы пошли праздновать в таверну.
А на третий день он пошел туда с теми хирдманами, которые просто хотели выпить.
Вестей от Косматого все еще не было, и я решил поискать его. Оставил Альрика впустую заливать в себя пиво и пошел в тот домик, где мы беседовали с Харальдом. Там было пусто: ни Косматого, ни Хакона, и очаг не разжигали уже давно. Поспрашивал у соседей. По их словам, отец вместе с сыном ушел на следующий день после нашего отплытия и больше не показывался. Но соседи уверили меня, что он так часто делает, бывает, и на месяц-другой пропадает, так что переживать не стоит. Потому я вернулся в таверну, а там уже всё переменилось.
В Бездну пьяный Альрик, багровый от жары и пота, еле стоял на ногах и громко орал песню. Его обычно ухоженные волосы слиплись от какой-то дряни, рубаха порвалась на плече, и поясной нож лежал поломанным на столе. Ему вразнобой подпевали незнакомые воины. Один даже положил руку на плечо хёвдингу, будто закадычный приятель. А ведь Альрик не любил пьяных прикосновений. Точнее, он всегда держался так, что даже одуревший от выпивки человек не додумался бы обнять или хлопнуть его по спине.
— Кай! Сюда! Это Кай! — объявил Беззащитный.
Я огляделся. Из ульверов тут были лишь трезвый злой Вепрь и Эгиль, который нелепо уснул на корточках возле стены. И еще трое из недавно принятых, чьи имена я не запомнил.
— А это… — хёвдинг смачно икнул, — это… как тебя там? Барсук? Енот?
— Росомаха! А что, Кай до прозвища еще не дорос?
Росомаха больше походил на медведя. Крупный, но не давящий своим ростом, мощный, но не чрезмерно, с открытым добродушным лицом. В его светло-русую бороду были вплетены кольца, цепи, бусины и даже одна фибула, и он явно не размышлял долго, выбирая их, так как там была и медь, и серебро, и кость. На макушке заплетена толстая коса, а затылок и виски выбриты. Широкий нос, голубые глаза, чуть разъехавшиеся в стороны от выпивки. И десять рун, причем уже подкрепленных твариным сердцем. Хельт.
— Перерос, — брякнул Альрик.
И они дружно расхохотались.
— За знакомство! Дранк! — зычно огласил Росомаха и залпом выпил целый рог.
Я подозрительно понюхал то, что хёвдинг сунул мне в руки. Пахло медом, травами и чем-то еще. Но это был не обычный пряный мед. Хельты с такого не опьянеют. И Эгиль ведь стоек в выпивке, а сейчас лежит без памяти. Я отпил немного и подсел к Вепрю.
— Что это? — указал я на кружку.
— Хельтов мед, но здесь его кличут бездновым пойлом. Сшибает с ног даже хельта. Его с какими-то хитрыми травками варят и добавляют особые грибы.
— А эти откуда взялись?
Вепрь пожал плечами.
— Пришли невесть откуда. Тоже в хирд хотят.
— Кт-то? Ссссссколько?
Я вдруг почувствовал, как меня повело. Язык одеревенел, и бросило в жар. Вепрь забрал у меня кружку и выплеснул пойло на пол. Взамен сунул другую с обычным пивом. Я благодарно кивнул.
— Да вот этот Росомаха и трое