Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь отворилась, швейцар спросил у посетителя его имя и впустил его. Ливрейный лакей, предупрежденный г-жой де Сурди, ожидал в прихожей.
— Графиня не принимает, — сказал он, — но мадемуазель де Сурди в саду и просит господина графа извинить ее мать.
Лакей пошел вперед, показывая молодому графу дорогу в сад.
— Следуйте по этой аллее, — указал он графу, — мадемуазель в жасминовой беседке.
Действительно, Клер сидела там, закутавшись в мех горностая, и в лучах ясного мартовского солнца казалась одним из тех первых весенних цветков, которые, появляясь прежде других, по праву называются подснежниками. Толстый ковер из Смирны, лежащий под ее ногами, обутыми в голубые бархатные башмачки, защищал их от холода.
Хотя она и ждала графа де Сент-Эрмин, но, услышав, как часы пробили назначенный час, почувствовала, как румянец залил ее щеки. Улыбаясь, она поднялась навстречу гостю. Граф поспешил к ней. Когда он приблизился, она указала ему на выходившее в сад окно гостиной, у которого сидела ее мать. Оттуда она могла видеть молодых людей, хотя и не слышала ни слова из их беседы.
Граф низко поклонился, выражая этим благодарность и уважение.
Клер предложила Гектору кресло и села сама.
— Сударыня, не могу выразить, как я счастлив, что могу говорить с вами. Вот уже год, как я ждал этой минуты, которая мне дарована милостью небес и от которой зависит счастье или несчастье всей моей жизни, но лишь последние три дня я начал надеяться на эту встречу. Вы были так добры, когда на балу сказали мне, что заметили, как я взволнован, ведь мое сердце было в ту минуту полно и радости, и боли. Я расскажу вам о том, что вызвало эти чувства. Возможно, мой рассказ будет длинным, но только так вы сможете понять все, что я хочу вам сказать.
— Говорите, сударь, — сказала Клер, — и будьте уверены, я с вниманием выслушаю все.
Мы, то есть я — потому что из всей семьи остался я один — происхожу из благородной семьи, жившей в Юра. Мой отец, старший офицер при Людовике XVI, защищал его 10-го августа. Но вместо того чтобы бежать, как маркизы и придворные, он остался на родине. Король умер, но отец надеялся, что не все еще потеряно и ему удастся каким-нибудь образом вызволить из Тампля королеву. Он собрал значительную сумму, нашел среди служащих муниципалитета молодого южанина — его звали Тулан, он был влюблен в королеву и отдал бы жизнь за нее. Мой отец предполагал действовать вместе с ним, вернее, воспользоваться его положением в Тампле, чтобы спасти пленницу[55].
Мой брат Леон де Сент-Эрмин, решив, что настало время послужить вере, в которой он был воспитан, добился у отца разрешения покинуть Францию и вступить в армию Конде. Получив это разрешение, он немедленно отправился к принцу. Вот что было решено делать дальше.
В то время много любопытных, а также некоторые из старых слуг, обращались к служащим муниципалитета за разрешением повидать королеву.
Королева дважды в день выходила в сад подышать воздухом, и служащие проводили своих друзей туда, где гуляла августейшая пленница. Иногда, если служащий отворачивался, им удавалось сказать несколько слов королеве или передать ей записку.
Безусловно, они рисковали головой, но бывают обстоятельства, когда голова немногого стоит. Тулан был кое-чем обязан моему отцу, он был благодарен ему и влюблен в королеву, и они договорились о следующем: мои родители переоденутся богатыми безансонскими крестьянами, придут в Тампль, чтобы увидеть королеву, и попросят позвать г-на Тулана. Тулан проведет их в сад, когда королева выйдет на прогулку.
Существовал целый язык знаков, которым пользовались заключенные Тампля и роялисты: с их помощью они подавали друг другу сигналы, как корабли в море. В тот день, когда мои родители должны были прийти в Тампль, королева, выходя из своей комнаты, должна была увидеть соломинку, прислоненную к стене. Это означало: «Будьте внимательны. О вас думают». Королева не заметила соломинки, но г-жа Элизабет, не так глубоко погруженная в свои мысли, указала на нее своей свояченице.
Выйдя в сад, пленницы сразу догадались, что в тот день должен дежурить Тулан. Он был без ума от королевы. Королева знала, что может положиться на чувства несчастного молодого человека. Она написала на клочке бумаги, который прятала на груди: «Ama росо che terne la morte!» — «Тот мало любит, кто боится смерти!», — и, увидев Тулана, сунула ему записку. Еще не зная, что в ней, Тулан возликовал. В тот же день он доказал королеве, что не боится смерти.
Он поставил моих родителей у лестницы, ведущей в башню, королева должна была пройти в двух шагах от них. Моя мать держала в руках великолепный букет гвоздик[56].
Увидев их, королева воскликнула: «Ах, какие прекрасные цветы, как великолепно они пахнут!»
Мать выбрала самую красивую гвоздику и протянула королеве. Королева взглянула на Тулана, чтобы узнать, может ли она ее взять. Тулан едва заметно кивнул, и королева взяла цветок.
При обычных обстоятельствах во всем происходившем не было бы ничего особенного, но в те дни сердце замирало и дыхание прерывалось.
Королева сразу почувствовала, что в цветок воткнута записка, и она спрятала его на груди.
Отец не раз рассказывал нам, как графиня де Сент-Эрмин с честью выдержала испытание: лицо ее не дрогнуло, хотя и стало от волнения того же цвета, что и камни, из которых была сложена башня.
Королеве хватило самообладания не сокращать свою обычную прогулку и подняться к себе в то же время, что всегда. Лишь оставшись наедине со свояченицей и дочерью, она достала цветок из корсажа.
На шелковой бумаге тонким, но разборчивым почерком было написано следующее обнадеживающее послание:
«Послезавтра, в среду, попросите разрешения выйти в сад, вам это, несомненно, позволят, так как отдан приказ выпускать вас на прогулку всякий раз, когда вы захотите. Сделав три-четыре круга по саду, притворитесь, что устали, и подойдите к продовольственной лавке, что стоит посреди сада. Попросите у женщины по имени Плюмо разрешения сесть рядом с ней.
Вы должны обратиться к ней ровно в одиннадцать утра, чтобы те, кто готовит ваше освобождение, действовали согласно с вами.