— Вы плохо молили бога, — сказал я, наблюдая, как переносят стрелой бычка с раскоряченными ногами и выпученными от страха глазами.

На подходе к Беркенхеду я вызвал на палубу Николаса и еще двух оруженосцев, сыновей моих замерсийских рыцарей.

— На левое колено. — приказал я им.

Юноши выполнили приказ, с трудом сдерживая радостные улыбки.

— Вы хорошо проявили себя в сражении с маврами, — похвалил я и хлопнул каждого клинком сабли плашмя по плечу, произнося самую важную в их жизни фразу: — Встань, рыцарь!

Теперь они отправятся домой не только с богатыми трофеями, но и в новом социальном статусе — достойными наследниками своих отцов, владельцев маноров. Взамен пришлют своих младших братьев, которым надо будет не только стать рыцарями, но и раздобыть манор.

Не знаю, что понарассказывал Ричард своей матери о Португалии, но Фион отнеслась к информации болезненно и чуть ли ни в ультимативной форме потребовала, чтобы ее еще раз сделали матерью. Все мои доводы, что я не собираюсь с ней разводиться, что хватит и троих детей, не подействовали.

— Они уже выросли, скоро покинут нас, — заявила Фион. — С маленьким ребенком мне будет не так скучно ждать, когда ты вернешься из похода.

Я решил не спорить. Вынашивать и рожать не мне.

Еще до моего прибытия в Честер Ранульф де Жернон купил все вино, привезенное бригантиной. А я собирался подарить ему и его единокровному брату Вильгельму де Румару по паре бочек. Видимо, не судьба мне делать богатых еще богаче. Судно нагрузил свинцом и шерстью и отправил в Лиссабон.

Лорд Болингброк с удовольствием взял щитовые деньги. Граф Честерский потребовал присылки рыцарей. Ему надо было отбивать атаки валлийцев. Я отправил к нему замерсийских рыцарей и Гилберта под командованием Тибо Кривого, которому объяснил, что в мои интересы не входит рвение в войне с Оуайном Гвинедским. Сын Ричард отправился в поход оруженосцем командира. Я решил больше не брать его в море. Пусть становится типичным сухопутным лордом. Замерсийские рыцари тоже сочли это мероприятие не заслуживающим внимания и послали вместо себя своих старших сыновей, несколько дней назад превратившихся в рыцарей. Их младшие братья прибыли в замок Беркет, чтобы стать оруженосцами и мечом и копьем добыть себе владения. Они наслушались рассказов старших о Португалии, поэтому первым делом поинтересовались, скоро ли мы туда отправимся?

— Как обычно, — ответил я, — в конце лета.

А сам подумывал: не уплыть ли раньше? Так привык каждое лето служить пару месяцев, воевать с кем-нибудь, что теперь не знал, чем заняться. Шхуна требовала небольшого ремонта. В Лиссабоне я все внимание уделял бригантинам, а в Беркенхеде залез в трюм после выгрузки и обнаружил, что надо поменять кое-какие детали судового набора и несколько досок обшивки. Для проведения этих работ подрядил Тони, ставшего после постройки парома настоящим корабельным мастером. Кстати, летом паром курсировал ежедневно и с полной или почти полной загрузкой. Я сдал его в аренду монастырю с условием, что деньги пойдут на школу. Мальчики из моих деревень исправно ходили в нее. Им очень хотелось отправиться со мной в поход и вернуться на собственном коне и с полным золота и серебра заплечным мешком.

В конце мая в замок приехал Умфра. Золотая цепь с висюльками в виде валлийских крестов была у него таких размеров, что «новые русские» и старые латиноамериканские наркобароны отдыхали. Он превратился в типичного вожака валлийского отряда. Разве что броня, оружие и конь были более высокого качества. Прискакал он, кстати, на гнедом арабском скакуне, очень неспокойном, чем сильно отличался от своего хозяина. Или я плохо знал одного из первых своих подчиненных. За двенадцать лет он превратился из зеленого салаги в зрелого, опытного воина, толкового командира. Лицо Умфры было похоже на те, которые в двадцать первом веке я часто видел у кабинета стоматолога.

— Что-то случилось? — спросил я.

— Нет, — ответил он и смутился, набираясь решимости, чтобы сказать что-то неприятное.

Я догадался, что именно Умфра хочет мне сообщить, и помог ему:

— Хочешь перейти на службу к Оуайну Гвинедскому?

— Да, — облегченно ответил Умфра.

— Переходи, я не возражаю, — разрешил ему. — При условии, что ты не будешь воевать против меня и моих наследников.

— Это само собой! — искренне заверил Умфра. — И король Оуайн не собирается воевать с тобой. Ты не захватывал его земли, не нападал на него.

— Всё может измениться, — произнес я.

— Я говорил королю, что не буду воевать против тебя, — сообщил Умфра. — Он сказал, что иного и не ожидал от меня.

— Он дает тебе земли или какие-то доходы не меньшие, чем ты имеешь у меня? — поинтересовался я.

— Да, выделяет мне сеньорию с замком на границе с норманнами, — ответил Умфра и добавил смущенно: — Я стану лордом.

— Ты достоин им быть, — пришел я к выводу. — Так что с чистым сердцем переходи на службу к Оуайну Гвинедскому, служи ему верно и бей врагов так, как я учил: не числом, а умением.

— Я постараюсь! — торжественно заявил Умфра.

— Я отправил Тибо с рыцарями служить графу Честерскому. Они будут где-то в Уэльсе. Я приказал им особо не стараться. И ты не трогай их, если вдруг встретитесь, — попросил я.

— Конечно, не трону, — пообещал он.

— Свой манор передай Джону, — приказал я. — Скажешь ему, пусть на досуге заедет сюда и совершит оммаж за него.

— Он хочет завтра приехать, — сообщил Умфра.

— Что, тоже собирается на службу к кому-нибудь?! — удивился я.

— Нет-нет, — заверил Умфра. — Просто ему скучно сидеть дома, хочет послужить.

— Мне тоже скучно, — признался я. — Пусть приезжает. Может, вдвоем что-нибудь придумаем.

Придумывать пришлось не долго. Джон прискакал с известием, что на его манор пытались напасть гэлы. Так называли проживающий на Гебридских островах и некоторых западных полуостровах Шотландии народ, представляющий из себя помесь скоттов с норвежскими и датскими викингами. Теоретически они были вассалами норвежского короля, но в последние годы рассыпались на несколько практически ни от кого не зависимых территорий. Что ни остров или полуостров, то и собственный король. Номинально правителем всех этих территорий сейчас являлся Годред, резиденция которого находилась в Каслтауне на острове Мэн. В двадцать первом веке остров превратится в оффшор. Там будут регистрироваться и многие судоходные компании.

На Мэне и Гебридах я не был, но несколько раз проходил мимо, а однажды, в начале работы на англичан, командую маленьким сухогрузом, двое суток прятался от шторма в проливе Норт-Минч возле острова Скай. В тех краях сутки без шторма — подарок судьбы. Встал на якорь кабельтовых в трех — очень рискованном расстоянии — от высокого подветренного берега. Якорь пополз. Ветра там дуют такие, что сбивают с ног. Против ветра даже говорить трудно: слова как бы заталкивает обратно в глотку. Пришлось выбрать на карте ложбину на морском дне кабельтовых в двух от берега и бросить якорь в нее. Вверх по склону якорь предпочитает не ползти. Если бы ветер поменялся на противоположный, мое судно могло выбросить на берег. Поэтому двигатели не глушил, работали в холостом режиме. Неподалеку от нас в море падала река. Именно падала с высокого, метров около пятидесяти, отвесного берега. На голом берегу не было ни деревца, ни куста, только бродила небольшая отара овец. Как там обстоят дела в двенадцатом веке — не знаю, не бывал. Наверное, деревья не все еще вырубили, но вряд ли гэлы живут хорошо. Иначе бы не нанимались толпами воевать за любого, кто заплатит. Говорят, особенно хороши, как моряки. И, естественно, занимаются разбоем, как морским, так и сухопутным. Те пятеро разбойников, которые заложили фундамент моего благосостояния, скорее всего, тоже были гэлами.