— Но… он же ваш сын!! — не удержалась Василиса.

— И что? Не все сыновья получаются прекрасными, бывает и брак, — надменно вздернула бровь красавица.

— Ага, вот оно что… — качнула головой Василиса. — Брак — это, конечно, случается… но у вас есть целая жизнь, чтобы этот брак исправить. Себя вы, вероятно, считаете идеальной, да?

Женщина едва заметно усмехнулась:

— Конечно. Это же очевидно.

— Почему? У вас слишком тонкий нос и внизу — ну, как у Бабы-яги, — распахнула наивные глаза Василиса. — У вас очень волосатые ноги, даже через домашние чулки видно, у вас…

— Немедленно вон!!! — рявкнула женщина, задыхаясь от гнева.

— Вот! И еще у вас отвратительный голос! — успела крикнуть ей Василиса, сбегая вниз по ступенькам.

— Ну как? Что узнали? — с интересом уставились на Васю и Ясина Аня и Люся.

— Больше меня с этой дамой не посылайте, — буркнул Ясин. — Она мне засыпала всю операцию. Она… она наорала на потерпевшую! И мы так и не успели разглядеть, был ли там Ленечка.

— Ну уж! — задиристо вздернула голову Василиса. — Я там столько наговорила, что мог бы и рассмотреть!

— Все, что я рассмотрел, — это ваши красивые лица, — бесстрастно произнес Филипп.

Василиса уселась на заднее сиденье, и машина тронулась.

— Представляете, она говорила, что не хочет даже, чтобы Ленечка стоял у ее гроба! — жаловалась Василиса. — Потому что он, видите ли, брак! Бракованный!

— Про гроб там ничего не было сказано, — уточнил Филипп. — Говорилось только про последнюю минуту жизни.

— Аня, ну и как ты с ним будешь жить? — с жалостью посмотрела на соседку Василиса. — Это ж такой нудный тип. Ясин!!! Ведь нет никакой разницы — гроб или конец жизни. Главное — сына назвала браком, ясно?!!

Ясин повернулся назад и спокойно проговорил:

— Я понял. Но сказано было все равно про постель перед смертью.

Дома у Васи и Люси горел свет.

— Пашка, наверное, только у него ключи есть, — предположила Василиса. — Вот и хорошо, а то с такой вот мамашей встретилась, так знаешь, как захотелось к Пашке прижаться, сказать ему, что он у меня самый лучший, что он… что он не брак.

— Да нет, это наверняка Ольга, — не согласилась Люся. — Они сейчас собираются в эту свою Италию, да еще и паспорт я у Таракашина стянула… Как ты говоришь — хочется прижаться? Мне тоже чего-то захотелось…

— Ой, Люся, а может, это Таракашин и есть, а? Ты ему тоже ключи давала, — напомнила Василиса.

— Это не я давала, он сам сделал… Черт, вот кого не хочется прижимать к своей груди…

— Да ладно, — шутя толкнула подругу в бок Василиса. — Чего уж там… а может, и ничего — сойдетесь, а?

— Вася!!! Вот ты знаешь чего?!! Ты знаешь…

Это был не Таракашин, а все-таки Пашка. Да еще и не один, а с дочкой старшенькой, с Катюшей.

— Мам, а мы к тебе, — как-то слишком подозрительно улыбался Пашка. — И где ж это вас носит, мадемуазель?

— Мадам я, — поправила сына мать. — А где носит… ну так… за молочком ездили с Люсей, за хлебушком…

— То-то я и вижу, — поддел сынок. — Ни хлебушка, ни молочка не привезли.

— Павел! Не дерзи матери! — рявкнула Василиса. — А чего это у нас Катерина без дела отирается? А ну, свари-ка бабке пельменей, а?

Девочка метнулась к плите, а Павел подошел к матушке и подозрительно уставился на ее наряд.

— Ма, я тут, главное, иду к тебе, а уже весь дом жужжит! Прикинь — все только и говорят, что у вас вроде как опять какое-то расследование.

— Врут! Пашенька, все врут! У нас ведь не люди, а прямо-таки все сплошь писатели-фантасты! Только им денег никто за вранье не платит.

— Ага, значит, фантасты… А вот тут такая симпатичная полная женщина, Эльвира, кажется, она у тебя как-то в гостях была, — напомнил Павел. — Она тут тоже со мной поздоровалась, спросила — скоро ли найдем убийцу. Ты не в курсе — чего тут у вас? Какого убийцу я должен найти?

— Да кто его знает, а вообще, если ты в милиции работаешь, так ты, сын мой, всех убийц найти обязан, — отмахнулась мать. — Я вот, знаешь, сегодня у одной моей знакомой была…

— У молочницы, да?

— Ну… ну нет, она уже вообще не работает, на пенсии она. Так вот она мне и говорит, что сынок у нее…

— А, это он у нее работает молочником, да? Или куда вы там ездили на джипе навороченном? — честными глазами смотрел на матушку сын.

Вася еще раз попыталась рассказать, что ее потрясло, но потом только махнула рукой.

— Знаешь, Пашенька, вот так по тебе соскучилась, думала — приеду, увижу его, как прижму к груди-то, как поцелую в темечко… в самую тыковку… а вот сейчас тебя увидела, ты ведь до того доведешь, что… вот прямо так и хочется тюкнуть тебя в эту тыковку — что ж ты мать-то во всем подозреваешь, а? Всем веришь, а матушке родной…

— Ага, я понял, — кивнул Пашка. — Значит, никаких расследований не ведем, спим спокойно, никуда не бегаем, не носимся, ничего не роем, сыну работать не мешаем, так?

— Ну а как же иначе? — собачьими преданными глазами уставилась на сына Василиса.

— Все, мам, вопросов нет, — нежно улыбнулся Пашка. — Но только Катерину я все равно тебе оставлю. Уж больно ты быстро со всем соглашаешься.

— Да оставляй… — вздохнула Василиса. — Она уже большая девчонка.

Утром Василиса проснулась оттого, что трещал телефон. В такое раннее время вообще-то подруг редко кто осмеливался будить, поэтому звонок насторожил и даже скинул с кровати.

— Да? — пробормотала в трубку Василиса.

— Баб! — кричала на том конце провода Катенька. — Бабуль! Я сама в школу убежала, не стала тебя будить, так что ты не волнуйся!

— Катя!! Ну как же! А покушать? А… господи, Катенька!! Ну как же ты могла?! Ну разве ж можно?! Я буду на тебя жаловаться папе! Тут у нас такое движение! И вообще — мало ли кто!

— Баб, ты не переживай! Меня Максим в школу отвел! А потом мама заберет.

— Погоди-ка… — не сразу сообразила Василиса. — Какой Максим? Катя! Что это еще за незнакомые Максимы?! Тебе еще совершенно рано знакомиться с юношами!!

— Ба! Да я с ним не знакомилась, он уже сто лет меня знает, он меня знает с рождения!

Василиса призадумалась — Максим?

— Катя! Так это тети Ани сын, что ли?

— Ну конечно! Он же еще с нашим Малышом гуляет иногда.

— Катя! А где он сейчас? Он сам-то пошел в школу?

— Я не знаю. Баб, он меня проводил и обратно пошел. Сказал, что приехал, а матери дома нет, ему никто не открывает. Ну и как он в школу-то пойдет? У него ж ничего нет!