А они были очень просты. Я должен дежурить в гардеробе и выдавать одежду сотрудникам, которые приходят и уходят с работы вечером, а также тем, кого вызывают на работу по экстренным случаям. Ну и, естественно, работать на лифте: по звонку выезжать на нужный этаж и перевозить всех, кому это необходимо.

После пахоты в операционном блоке в первое время мне казалось, что я попал в рай. Все сотрудники менялись с восьми до девяти вечера, и потом у меня в гардеробе наступала тишина, которая прерывалась лишь очень редкими звонками вызова лифта. Я мог сидеть и спокойно заниматься своими делами.

Но почему-то мне в подвале было скучно, и большую часть вечера я проводил в приемном покое, оставив лифт открытым на этом этаже, чтобы услышать звонок при необходимости. В приемном в основном дежурили наши студенты – и санитарками, и медицинскими сестрами, и фельдшерами, поэтому у нас было много тем для обсуждения, чем мы и занимались в отсутствие работы. Но когда привозили больных, все менялось. Вызывались дежурные специалисты, брались анализы. Мылись и обрабатывались больные, готовящиеся к операции.

Воспользовавшись тем, что до меня никому нет дела, я торчал в смотровой и сам обследовал больных или наблюдал, как это делают специалисты. Иногда я был не согласен с их диагнозами, но благоразумно молчал, чтобы меня не удаляли из кабинета. Но в целом в больнице работали специалисты высокой квалификации, и ошибки случались редко. И эти ошибки приходилось исправлять по ходу операции.

Бывали и всякие курьезы. Так, однажды доставили молодого больного с диагнозом «ножевое ранение бедренной артерии». Как и положено, у него в паху был прибинтован плотный валик, а нога была согнута в колене.

После того как больного положили на операционный стол, кроме меня, не нашлось ни одного человека, чтобы держать кулак в животе у пострадавшего, как почти год назад я делал это с Машей Сидоровой, чтобы кровотечение не открылось вновь, когда будет снята тугая повязка с валиком. И я, погрузив кулак в живот пострадавшего, стоял так минута за минутой, пока два молодых хирурга обсуждали, как проходит бедренная артерия, какие сосуды и где отходят и не лучше ли вызвать специалиста по сосудам. А время между тем шло. Нога была уже без крови почти двадцать минут, и мне, надо сказать, надоела эта суета. Хирургам принесли анатомический атлас, и они спорили, склонившись над больным, какая часть артерии и отходящих сосудов может быть перерезана. Наконец мне все это надоело окончательно, и я сказал, что пора снять кулак. Врачи дружно завопили, что этого делать нельзя, но когда я снял кулак, то оказалось, что никакого кровотечения нет. Они оба, воспрянув духом, бросились исследовать рану, и оказалось, что бедренная артерия цела, а перерезана мелкая веточка, отходящая даже не от нее, а от глубокой артерии бедра. Эта веточка была тут же ушита, и хирурги покинули операционную, даже не сказав мне спасибо за помощь.

Весь май я как проклятый сидел по вечерам в библиотеках. Не вся литература была в библиотеке университета и в публичной библиотеке, несколько раз пришлось заказывать нужные материалы по межбиблиотечному абонементу. Периодически Аркадий Борисович на занятиях кружка интересовался, как у меня идет работа, предлагал помощь в правке, но я пока отделывался обещаниями и хотел вначале все просмотреть. Мне хотелось, чтобы в работе была видна уже ближайшая перспектива пересадки сердца; хотелось дать понять, что совсем немного времени отделяет от этого человечество и медицинский мир в частности. Собственно говоря, работа шла уже во всем мире: через два года Кристиан Барнард успешно пересадит сердце. От себя я лишь высказал несколько предположений о том, что таким больным необходимо всю жизнь принимать лекарства, подавляющие иммунитет, и о том, что для успешных операций необходимо соответствующее техническое обеспечение. Перепечатанная работа была достаточно объемной: сорок страниц, из которых три – список использованной литературы.

Когда Аркадий Борисович прочитал работу, то в беседе со мной сказал:

– Вообще-то я думал, что мне придется очень много править, но, на удивление, мне не к чему здесь придраться. Скажи, Сережа… я думаю, сейчас ты по этой теме знаешь больше, чем я… ты действительно уверен, что пересадку сделают в ближайшие годы?

– Да, Аркадий Борисович, я в этом уверен. К сожалению, это будет не у нас, вы ведь знаете, что Минздрав запретил проведение подобных операций.

– Ну что ж, считаю, что работа вполне достойна первокурсника. Я в ближайшие дни оформлю все документы и отправлю ее в Москву.

В середине июня, когда уже почти все экзамены были сданы и я пребывал в отличном настроении, меня нашел Аркадий Борисович.

– Сережа, у меня к тебе предложение, – начал он. – Твоя работа на конкурсе заняла четвертое место, и ты получишь почетную грамоту. Если есть желание, то можешь поехать со мной, получишь все награды сам. Кроме того, мне позвонил мой приятель. Он сейчас видный кардиолог, и его заинтересовали некоторые аспекты твоего труда. Он хотел бы познакомиться с тобой лично. А все потому, что сначала он долго допытывался, кто писал работу вместо тебя, и мне пришлось его долго убеждать, что действительно работу писал студент первого курса.

Сам Аркадий Борисович при этом так светился от счастья, что я подумал: «Наверное, в первый раз его студент выходит на союзный уровень».

Дома, узнав о поездке, никто не удивился. Похоже, домашние уже привыкли к моим успехам и принимали их как должное.

В этот раз, в отличие от прошлого года, я ехал просто с портфелем.

Само награждение проходило в Первом меде. Было очень много народу, царила суета. Когда назывались первые три работы, из которых две были коллективными, громко аплодировали.

– Конечно, – шепнул мне Аркадий Борисович, – своих надо наградить в первую очередь.

Я получил большую почетную грамоту, подписанную заместителем министра здравоохранения СССР. Когда мне ее вручали, вспомнил, что в прошлой жизни после окончания первого курса я в это время в летнем лагере ВМА занимался строевой подготовкой и постановкой палаток для медсанбата, о грамотах никакой речи не было.

Наконец мы вышли на улицу. Была уже вторая половина дня. Аркадий Борисович позвонил своему приятелю из автомата и сообщил мне, что надо отпраздновать такое событие, поэтому мы идем в ресторан «Прага», где встретимся с Чазовым. Мы проехали несколько остановок до Арбата и пешком подошли к ресторану. В прошлой жизни мне не довелось побывать в нем, ну зато в этой повезло. Мы поднялись на второй этаж и проследовали в полутемный зал. Я сразу узнал Чазова, хотя он выглядел значительно моложе, чем на фотографии. Однокашники обнялись, посетовали, что очень редко встречаются, и, выпив за встречу по рюмке коньяка, стали вспоминать своих коллег. Поговорив с полчаса, Чазов обратил в конце концов внимание на меня:

– Ну а теперь, мой юный друг, расскажи о себе. Очень интересно знать, откуда ты такой взялся.

Мой рассказ занял не слишком много времени. Затем последовали вопросы о том, почему я решил стать именно хирургом, отчего выбрал такую тему для студенческой работы, как приходил к своим заключениям. Допрос продолжался минут сорок. В итоге Чазов удовлетворился рассказом.