Я ответил ей, что серьезные чувства у меня были только в три года по отношению к молоденькой воспитательнице в детском саду, Наталье Юрьевне. Мне всегда было любопытно, что у нее под халатом, и нравилось, когда она усаживала меня на горшок и укладывала спать. Засыпая, я представлял, как раздеваю ее и заставляю есть манную кашу. А еще в пятом классе я влюбился в одноклассницу Ирку Сысоеву настолько, что даже в школу какое-то время ходил с удовольствием. Ирка была на две головы выше и весила раза в два больше, но сердцу не прикажешь.

— Хватит, я серьезно! — хохотала Ольга.

А я вдруг осознал, что серьезного-то у меня до встречи с Ольгой ничего и не было.

В понедельник я приехал к Мансуру и сказал, что Ольга будет жить у меня. Мансур минуту подумал и согласился. Он не стал требовать жениться на ней и вообще не ставил никаких условий. Только попросил быть внимательнее к его дочери.

— Очень тяжело исправить непоправимое, — сказал Мансур, когда я уходил. — Я виноват перед Ольгой и ее матерью. Всегда буду заботиться об Ольге как отец, но никогда не смогу заменить ей мать.

…Ольга что-то тревожно и неразборчиво вскрикнула во сне, наверное, приснился кошмар. Рядом с подушкой у стены лежит ее плюшевый медведь, которого она привезла из Грозного. Память о беззаботном детстве. Я погладил Ольгу по голове, поцеловал в висок. Она затихла и снова уткнулась в плечо. Мне совсем не спится, сон никак не идет. Такое часто бывает перед дорогой. Особенно если уезжаешь далеко и надолго. Поправляю соскользнувшее со спины Ольги одеяло. Не хочу, чтобы она просыпалась. Пусть хорошо выспится перед самолетом. На часах — третий час ночи. Смотрю в серый квадрат окна, за которым ничего не разобрать, даже времени года.

…Вскоре после того, как мы с Ольгой стали жить вместе, в нашем дворе появились пришельцы. Они возникли как-то вдруг, разбудив сонный московский двор громкой лезгинкой. Музыка орала из тонированной «девятки», рядом с которой, прямо на детской площадке, пятеро джигитов жарили шашлык. Разумеется, из баранины. Пришельцы были с Кавказа.

Открылось все просто. Пятиэтажки нашего и нескольких соседних дворов подлежат сносу. Вместо старых квартир москвичи получают новые. Освободившиеся квартиры еще не снесенных домов и занимали гости с Кавказа, выбивая дверные замки, а где-то проламывая стены, чтобы добраться до цели. Было их очень много — несколько десятков. Точнее сказать невозможно, так как находились пришельцы в постоянной ротации: одни приезжали, другие куда-то уезжали, и непонятно, кто живет во дворе постоянно, а кто приехал в гости к землякам. Вели себя нагло, по-хозяйски. Такого поведения я не встречал ни в Чечне, ни в Дагестане. Словно это были какие-то другие люди, инопланетяне, не знающие и не уважающие наших традиций. А попусту — плюющие на них.

Во дворе начались стычки. Из-за припаркованных машин, белья, которое женщины пришельцев развешивали сушиться на детской площадке, обругивая и запугивая возражающих коренных. Тех мужчин, которые пытались делать замечания, пришельцы жестоко избивали.

Отделение милиции находилось в соседнем дворе. Оттуда приходили милиционеры. Проверяли у кавказцев регистрации и уходили. Регистрации были в порядке. Было совершенно очевидно, что милиции оккупанты не боятся. Они хвастались: «Менты получают от нас бабки, и нечего ходить к ним стучать».

Жильцы перестали гулять с детьми во дворе. Казалось, это никакой не московский двор, а какого-нибудь дагестанского или чеченского городка.

Пришельцев становилось все больше. Коренные въезжали в новые дома без ремонта, бросая старые квартиры, из которых пришельцы-мародеры вывозили брошенную в бегстве мебель и домашнюю утварь. Некоторые из тех, кто вынужден был мириться с новыми «соседями», возвращаясь с работы, заставали заселившихся в свои квартиры «инопланетян». Проникнув внутрь, те занимали жилплощадь, указывая хозяевам на дверь. Те даже не всегда шли в милицию. Это было бесполезно. К тому же многие брезговали возвращаться в квартиры, где человек двадцать чужаков уже приняли душ, сходили в туалет и пометили своими сальными железами всю мебель, включая кровати. Коренные забирали документы и дожидались заселения в новостройки у родственников или знакомых. Часто пришельцы просто грабили квартиры. Выносили мебель и ценности, пока хозяева трудились на заводах и в офисах. В «свободное» время чужаки развлекались, отстреливая крыс прямо во дворе из пневматических пистолетов. Москвичи перестали выходить на улицу, карауля жилье и имущество, опасаясь за свою жизнь и здоровье. Они забаррикадировались в собственных квартирах.

Все происходящее казалось сюром. Дурным сном. Такого в Москве двадцать первого века быть не может. Однако было. Мерзкие отголоски войны докатились сюда с Кавказа. Казалось, война преследует нас с Ольгой. Ходит за нами по пятам.

Начальником находящегося в соседнем дворе местного отдела милиции был невысокий лысый человек с маленькими юркими глазками и пышными черными усами. Изучив мое журналистское удостоверение, он пошевелил усами, как таракан перед черствой коркой хлеба, скосил глазки в сторону и заскучал. Потом долго упрямился и мычал что-то нечленораздельное, как бычок, которого тянут на веревке «увидеть все своими глазами». Наконец его удалось дотащить до оккупированного пришельцами московского двора. Человек восемь кавказцев неспешно подошли к нам, в раскачивающихся походках отклячивая задницы, отводя назад плечи с растопыренными руками, демонстрируя достоинство. Их глаза излучали наглость и злорадное любопытство. Один из пришельцев, самый рослый, любитель отстреливать крыс, фамильярно похлопал усатого по плечу, потрепав полковничий погон:

— Что, мэнт, нэ сэдится тэбэ, эды домой, давай, там жена тэбэ ждет давно!

Под свист и улюлюканье усатый полковник трусовато ушел. Не стесняясь, компания еще раз озвучила, что «мент берет у них бабки и ничего не сделает. А если не будет брать — его грохнут».

Один из следователей того же отдела милиции сказал мне:

— Ты думаешь, только в вашем дворе такое? Это везде сейчас, где расселение идет! У вас еще что! Обычно поножовщина, убийства. А как найти, кто ножом ударил или выстрелил? Друг друга они выгораживают. Связи везде. Зарегистрированы черт знает где. Ищи-свищи! Да, и честно тебе скажу, никто не ищет.

Участковый вообще отказался идти во двор:

— А что я сделаю? — пожимал плечами лейтенант. — Все в курсе. Префектура в курсе. Раз ничего не делают, значит, кому-то это нужно. Ну, в смысле выгодно. — А в завершение разговора дал мне совет: — Это же не твоя хата? Не твоя, съемная. Ну и сними себе в другом месте!

— А если они и туда придут? Мне так и бегать от них по всей Москве? Может, лучше сразу эмигрировать, чтобы не трогали? Всей страной, а?

Мент пожал плечами.

Ольгу очень беспокоило происходящее. Меня тоже. Я боялся за нее, когда она оставалась дома одна, точнее, со своей любимой старой кошкой Кассандрой, которая, разумеется, жила вместе с нами.

— Я думала, здесь такое невозможно. Такое ощущение, что сюда съехался весь сброд. Я не узнаю в них людей, среди которых выросла. В каждом народе есть лучшие и худшие его представители. Эти — обыкновенные воры и мародеры.