Дно на глубине менее интересное, чем на вершине стратовулкана – ни разноцветных кораллов, ни растительности, ни изобилия живности. На исходе первого часа осмотрена одна шестая часть сектора. Это очень мало.

Занимаясь управлением, Дастин посвящает нас в особенности конструкции аппарата. В частности, мы узнаем, что время автономного движения на крейсерской скорости не превышает трех часов. Так что скоро придется всплывать и менять аккумуляторы.

Закончив рисовать очередной галс, китаец дает команду выполнить поворот. Дастин отклоняет джойстик влево, аппарат послушно меняет курс…

– Да, я на связи, – приглушенно говорит Горчаков.

Оборачиваюсь. Он стоит возле двери с приемопередатчиком в руке и, потирая тонкими пальцами подбородок, твердит:

– Понял. Понял. Понял…

Чего он там понял?

Делаю несколько шагов в его сторону, но командира «Боевитого» в динамике, к сожалению, не слышно.

И вдруг генерал рычит:

– Какого черта тянешь?! Немедленно дай предупредительный залп!

Подхожу вплотную.

– Субмарина?

– Да. Шумы по пеленгу сто восемьдесят.

Услышав наш разговор с интернациональным словом «субмарина», Дастин настораживается. Приходится успокоить:

– Робот в безопасности, пока находится вблизи вулкана – ни одна подлодка не рискнет подходить близко к склону.

– А что вы сказали о каком-то залпе? – говорит китаец, и его карандаш застывает над картой.

Ответить мы не успеваем. Из двух реактивно-бомбовых установок эсминца «Боевитый» вылетает огненная очередь из двенадцати глубинных бомб. А секунд через пятнадцать-двадцать в километре к югу слышны далекие разрывы.

Наши американские друзья в восхищении переглядываются:

– После такого залпа ни один подводник не рискнет атаковать аппарат!..

Шумов больше не слышно – об этом доложил командир «Боевитого» после предупредительного залпа РБУ-1000. Что ж, все правильно: наглое пренебрежение законом легко излечивается демонстрацией сурового наказания.

Дастин прекрасно управляется с роботом, китаец с такой же четкостью прокладывает маршрут. Время погружения на исходе. Не осмотрено и половины сектора, а заряд аккумуляторов выработан на шестьдесят процентов – пора подумать о всплытии.

Вдруг Дастин вскидывает левую руку:

– Я что-то нашел!

Мы с генералом тотчас подбегаем к его креслу.

– Вот, глядите, – показывает он в центральный монитор и направляет робот к находке.

На склоне, завалившись на бок, покоится незнакомый нам аппарат.

– Ваш? – спрашивает генерал.

– Наш! – расплывается в улыбке пилот.

А китаец, не теряя времени, делает отметку на карте и принимается за какие-то расчеты.

Стоим у борта буксира; Горчаков курит, я плюю в набегающую волну. Дастин и Джинхэй занимаются роботом – тот с минуты на минуту должен показаться на поверхности. А мы с генералом поглядываем на американский эсминец. После грозного залпа глубинными бомбами он перестал кружить и занял почтительную дистанцию в две мили. Подлодку не слышно – командир «Боевитого» периодически выходит на связь и докладывает о гробовой тишине.

– Жаль, что наткнулись на их аппарат, а не на наш, – вздыхает Сергей Сергеевич.

– Лазер Боре хер обрезал.

– Чего?! – давится он табачным дымом.

Нехотя объясняю:

– Палиндром такой есть. Читается одинаково – что слева, что справа. В общем, без разницы, как и в нашем случае.

Криво усмехнувшись, старик соглашается:

– Отчасти ты прав: нам все равно, с чьего аппарата фиксировать гибель К-229. Но, если бы отыскался наш «Окунь» – мы были бы менее зависимы от дайверов.

– Чем они вам не нравятся? По-моему, нормальные ребята.

– Мы слишком мало о них знаем, Евгений. А дефицит информации часто оборачивается большими неожиданностями.

Отправляю очередной плевок в волну и замечаю в полусотне метров от борта буксира ярко-желтое пятно всплывшего подводного робота. Полдела сделано. Сейчас его подцепят мощной стрелой гидравлического крана, поставят на палубу и заменят подсевшие аккумуляторы свежими. Затем буксир займет положение точно над найденным обитаемым аппаратом. И робот снова отправится вниз, увлекая за собой тонкий стальной трос, с помощью которого попытается выручить из беды несчастного собрата.

Тихий океан, сто миль к северо-западу

от Северных Марианских островов – Гонолулу – Лос-Анджелес

1997–1998 годы

Байкера снова сменил блондин.

«Интересно, который час? – поглядывая на светло-серое небо в иллюминаторах, думал Фрэнк. – Два, три или ближе к четырем?..» Время как таковое не занимало. Больше волновал вопрос: сколько осталось жить?

На просьбу дать глоток воды блондин скорчил кислую рожу. Однако поднялся и щедро напоил арестанта. Немного полегчало… Прошло еще несколько мучительных часов.

«Наверно, уж вечер, – с тоскою подумал Фрэнк, когда в «холл» вторично заявился лысый байкер с татуировкой на шее. – Недолго мне осталось. Совсем недолго…»

От слабости он отключился. В реальность же вернул резкий скрип двери.

«За мной!» – окатила ледяная догадка.

В «холл» заглянул незнакомый охранник. Перекинувшись парой слов с верзилой, он бросил банку пива и исчез.

«Пронесло. По мою душу придут позже. Но бар уже открыт. Значит, скоро стемнеет и со мной будет покончено. Даже и пули не потребуется: дадут по башке и выбросят за борт…»

Тело изнывало от усталости. Фрэнк переменил позу, повернувшись к решетке спиной, и простоял так около получаса, пока снова не услышал скрип петель входной металлической двери.

«Теперь точно за мной», – перестал он дышать.

За спиной раздался грохот отодвигаемого стула и… чей-то робкий шепот, из которого молодой человек не понял ни слова.

Шептались пару минут. И все это время он ждал выстрела; громкого голоса, приказывающего обернуться лицом к своей смерти. Или что-то в этом роде… Но услышал другое:

– Фрэнк, я принесла тебе поесть.

Пересохшая глотка не смогла бы издать ни одного членораздельного звука. Поэтому, обернувшись, он с изумлением посмотрел на чужеродный в этом страшном месте образ милой и безобидной девушки, протянувшей сквозь решетку пачку крекеров и банку колы.

– Возьми, поешь, – повторила она сквозь слезы.

Он схватил трясущимися, перепачканными в запекшейся крови пальцами колу – есть не хотелось, а вот жажда мучила все сильнее. Откупорив банку, Райдер припал к отверстию и, запрокинув голову, принялся жадно пить… И вдруг почувствовал робкое прикосновение к поясу брюк – словно Оливия осторожно расстегивала брючный ремень.