– Удержится? – с сомнением спросил кто-то из топ-менеджеров.

Оставшаяся пара клешней с виду надежно держала субмарину за носовую часть. Но как все обернется на деле, никто сказать не брался.

– Продолжаем подъем с минимально возможной скоростью! – скомандовал Хантер.

И понтон вновь пополз вверх. Последний и наиважнейший этап проходил нормально. И вдруг, когда до поверхности оставалось совсем немного, случилось непредвиденное: из-за скрытых внутренних разрушений корпус ракетного крейсера разломился по кормовой переборке третьего отсека. Стив Хантер стоял позади молодого оператора и с ужасом наблюдал за корпусом субмарины, медленно опускавшим гребные винты с крестообразным оперением. В какой-то миг ему даже показалось, что слышен ужасающий скрежет металла…

Через секунду кормовая часть отделилась от носовой, да еще разломилась надвое – точно по границе «горба» и сравнительно тонкого хвоста. В этот миг все присутствующие, а их в специальной рубке управления толпилось около десятка, увидели на мониторах самое страшное – из последних шахт выпали и исчезли в черной бездне две баллистические ракеты.

В рубке повисла жуткая тишина. Каждый понимал: ракеты оснащены ядерными боеголовками, но никто не брался предугадать последствия их свободного падения на дно океана. Если хотя бы одна активируется и сработает – вся экспедиция погибнет в считаные мгновения.

Прошла одна мучительно долгая минута. Никто не шевелился и не раскрывал рта. Вероятно, все читали про себя молитвы… Минула вторая. Хантер осторожно оглянулся по сторонам, подошел к раскрытому иллюминатору. Закурив, выпустил густой клуб дыма и с тоскою посмотрел в бесконечность ясного неба. А по истечении третьей минуты с нарочитым спокойствием сказал:

– Обе ракеты уже на дне. Хватит трястись – принимайтесь за дело.

Влетевший в рубку представитель ЦРУ выслушал Стива, побледнел и, проглотив вставший в горле ком, попросил:

– Дайте общий план исправных захватов.

На большом мониторе сменилась одна картинка, другая…

– Общий план, – подсказал оператор.

– Что в захватах?

Один из топ-менеджеров подал изображение целой субмарины и обвел обратной стороной авторучки носовую часть:

– Первые три отсека – приблизительно одна пятая всей лодки.

– Жаль, что мы остались без русских ракет, – прошептал сотрудник разведки.

Впрочем, недовольная мина от досадной оплошности недолго жила на его лице. Еще бы! Пара стальных захватов уже затаскивала в так называемый «лунный бассейн» – шестидесятиметровый раскрывающийся резервуар на днище «Эксплорера» – целых три носовых отсека русского ракетоносца. Практически вся интересующая американскую разведку информация находилась в заветной шифр-рубке, которая по заведенной традиции соседствовала с капитанской каютой в жилом отсеке под номером 2. Так чего же расстраиваться из-за каких-то ракет?..

Одним словом, подняв носовую часть погибшей К-229 и наглухо закрыв створки «лунного бассейна», руководители операции сочли свою миссию выполненной. Караван во главе с «Глобал Эксплорером» снялся с места и взял курс на Гавайские острова. Где-то далеко в кильватере болтался российский военный корабль, но американцы не обращали на него внимания.

После откачки воды из огромного резервуара специалисты устремились к «добыче». Попасть в носовые отсеки оказалось не так просто – внутри лодки было все искорежено и спрессовано чудовищным давлением воды. А когда путь был расчищен, американцы обнаружили шесть тел погибших моряков и несколько торпед с ядерными боевыми частями.

По указанию ЦРУ русских моряков перезахоронили спустя два месяца в девяноста милях к юго-западу от Гавайских островов, когда «Глобал Эксплорер» возвращался к западному побережью США. По погибшим отслужили молебен, исполнили государственные гимны двух стран и по морскому обычаю опустили контейнер с останками в океан.

Много позже операция по подъему части нашей субмарины перестала быть тайной, и дипломаты двух стран сцепились, выясняя «отношения». Вот тогда Центральное разведывательное управление и предоставило видеосъемку с процедурой захоронения. И факт похорон с соблюдением всех надлежащих обрядов и воинских почестей сыграет решающую роль.

Тихий океан, сто миль к северо-западу

от Северных Марианских островов

Наше время

Положение джойстика почти горизонтальное. Двигатели выведены на максимальные обороты и пытаются увести аппарат от столкновения.

Проходит секунда, вторая, третья. Все в напряженном молчании уставились на картинки четырех мониторов. Надвигавшаяся из бездны тень закрашивает их в темные тона. Тень все ближе и ближе. Наконец экраны вспыхивают белым светом и заливаются сплошной рябью помех. Связь с «Окунем» обрывается.

– Все, – откидывается на спинку кресла пилот, – мы его потеряли.

– Это была подводная лодка? – растерянно звучит голос Горчакова, слишком поздно принесшего весть от акустиков «Боевитого».

– По всей видимости, да.

– Чья? Вы успели заметить, чья это лодка?

– Флагов на них не рисуют, товарищ генерал, – вздыхает Устюжанин.

Гляжу на шефа жалостливо-скептически: «Да успокойтесь вы, Сергей Сергеевич! Присядьте, расслабьтесь, выпейте чаю. Завтра будет хорошая погода…»

– Мы сами виноваты, – говорю я вслух и цитирую основополагающие документы: – При проведении изыскательских и исследовательских работ под водой следует заранее уведомлять государства, использующие данный район для навигации и иных целей. Дайверам подобное упущение простительно – они любители. А мы откровенно лоханулись.

– Плевать они хотели на все наши уведомления! – сердито машет рукой Горчаков в сторону американского эсминца. – Неспроста все это! Ох, неспроста… Прошу экипаж пропавшего робота выяснить точную глубину под «Профессором Лобачевым».

– Две тысячи шестьсот сорок метров, – мрачно отвечает пилот.

– А характер рельефа?

– Пологое продолжение вулканического склона.

– Ладно, не печальтесь, – встаю я из кресла и, взяв под ручку опечаленного Горчакова, направляюсь к выходу из рубки. – Что-нибудь придумаем.

Солнце давно перевалило через зенит. Нам тут больше делать нечего…

После сытного обеда воспользоваться адмиральским часом не выходит – короткий стук, и дверь решительно распахивается. В каюту вваливается шеф.

«Вот так всегда, – нехотя поднимаюсь я с кровати. – Только настроишься посидеть у камина с трубкой и рюмкой глинтвейна… И тут бац! Выясняется, что ни камина у тебя, ни глинтвейна, ни трубки».

– Мысли есть? – плюхается генерал в кресло напротив.

– А ваши кончились?

– Голова плохо соображает. Наверное, от хорошего виски.