Изумлённые жители Глубокодома расступались и пятились назад. Матери прикрывали глаза детям, но некоторые успели всё увидеть и начали плакать. Одна женщина стонала. Кого-то вырвало.

– Кара!

Пророк обернулся к ним, его лицо было мертвенно бледным. Мика почувствовал, как Кара отпрянула. Пророк подал знак, и дочь кивнула. Когда Килиан снова заговорил, его голос был тихим, но твёрдым.

– В большой зал, – скомандовал пророк. – Все в большой зал. Соберитесь внутри, закройте двери и пойте, братья и сёстры. Соедините свои голоса во славу Создателя, ибо Он защитит нас.

Воздух загудел; жители Глубокодома повиновались: они поворачивались и спешили в большой зал, уже на ходу затягивая песню. Весь Глубокодом пришёл в движение, все жители как один; они бросали горшки на плитах в кухне, выпрыгивали из горячих источников, хватая льняные полотенца, поспешно покидали столовую и спальные галереи.

– Вот так, брат Лео, – подбадривала Кара седого старожила с тростью, провожая его ко входу в зал. – Поспешите, сестра Бетани…

Когда жители Глубокодома покинули кладовую, Кара задержалась у входа в туннель. Она умоляюще посмотрела на Мику.

– Мика, идём. И вы, брат Илай. Мой отец разберётся с этим…

Мика словно застрял в ночном кошмаре, не в силах проснуться. Дрожа от ужаса, он обернулся к Илаю. Их глаза встретились.

– Беги, если хочешь, парень, – сказал тот, нащупывая нож на своём ремне. – А я тут попытаю счастья.

Кара в отчаянии смотрела на Мику, затем повернулась и поспешила за остальными жителями Глубокодома. Кладовую наполнили звуки пения. Оно доносилось из большого зала. Затем послышался скрежет дерева по камню: тяжёлые деревянные двери закрылись, и голоса стали тише.

Мика обернулся и увидел шагающего к ним пророка Килиана.

– Если бы вы послушались и ушли с остальными, я смог бы защитить вас, – с сожалением сказал он, проходя мимо. – Теперь же – да помилует вас Создатель.

Пророк скрылся в туннеле, оставив Мику и Илая одних в кладовой.

В эту секунду с вершины частокола донёсся глухой стук. Маленький круглый металлический предмет, из которого с шипением вырывался дым, покатился по деревянным ступеням, собирая снег.

– Ложись! – проревел Илай, бросаясь на каменный пол и закрывая голову руками.

Мика упал возле него и свернулся калачиком. Этого не может быть, отчаянно повторял он себе. Не здесь. Не в Глубокодоме…

Взрыв был колоссальной силы. Оглушительно громкий и разрушительный, он разорвал воздух, пробил дыру в частоколе и разнёс деревянные ступени в щепки. Снег летел комьями, шипел и таял, когда пламя вспыхивало и плавило его прямо в воздухе.

От разваленного частокола и развороченной лестницы валили густые облака серого дыма. Затем среди этих клубов начали вырисовываться какие-то очертания. Чего-то тёмного. Чего-то огромного.

В ушах звенело, в рот набилась пыль, серый плащ засыпало щепками и глиняными осколками. Мика осмотрелся. Стоявшие вокруг стеллажи рухнули. Раздавленные чаны с маслом извергали своё содержимое. Глиняные горшки попадали и разбились на охристые осколки, перепачканные жижей из горных груш в сиропе вперемешку со змеиными сердцами в рассоле. Везде по каменному полу разбросало обгоревшие куски дерева и похожие на копья обломки частокола.

Один из них пронзил маленького серо-зелёного змея, с которым подружился Мика. Змей лежал чуть поодаль, вытянувшийся и неподвижный. Его глаза-бусинки смотрели на Мику невидящим взором.

Мёртвым он кажется меньше, подумал Мика.

Он обернулся. За пеленой дыма вырисовывался тёмный силуэт. Дым постепенно рассеивался, и фигура приобретала более чёткие очертания: глаза в чёрных кругах, тяжёлый плащ из шкуры озерозмея, жуткое лицо, всё исполосованное пересекающимися шрамами.

Нет, этого не могло быть. Но это был он.

Мика разинул рот, пересохший от ужаса.

– Тот, кто призывает зиму.

Мика озирался, пытаясь понять, что происходит. Осколки глиняных горшков вонзились ему в грудь, в живот. Рядом с ним тяжело дышал Илай.

Тот, кто призывает зиму, повернул голову и осмотрел зал маленькими пустыми глазами.

Свет играл в квадратах перекрещенных шрамов, избороздивших его лицо. Одно ухо висело на тонкой полоске кожи и плоти. Он криво ухмыльнулся, и из уголка рта потекла струйка слюны.

На его плечах висел плащ из кожи озерозмея, потрёпанный и изорванный, такой же белый, как лавина, накрывшая его. Под складками плаща что-то поблёскивало серебром. Выскабливатель глаз. Он висел у кельда на поясе вместе с другими инструментами. Ножницы для костей и зажимы для печени. Крюки и шипы. Ножи с изогнутыми зубчатыми лезвиями. Он вырыл их из-под снега своими огромными когтистыми руками – теми же огромными когтистыми руками, что откопали его самого из-под лавины.

Тот, кто призывает зиму, выбрался из снежной могилы и вернулся в зимнее укрытие, чтобы собрать свои драгоценные вещи; чтобы найти запах. И он преследовал их, этих змееловов, которые убили Редмирту, ушли от наказания – и отказались умирать. Он шёл за ними до этого самого места, которое пахло обильными припасами и серными источниками.

Взгляд кельда остановился на змееловах, за которыми он охотился. Мика и Илай глядели на него. Тот, кто призывает зиму, сделал шаг вперёд…

Илай вскочил на ноги, схватил каменную банку и запустил в кельда; она угодила ему в голову, и тот, кто призывает зиму, тихо захрипел. Мика пытался подняться, но его ноги разъезжались, скользили по разлитому ликёру, маслу, варенью; он спотыкался о разбитые горшки и обломки дерева. Тот, кто призывает зиму, кинулся на Илая. Одной рукой он смёл с полки целый ряд больших зелёных банок, затем ухватился за стеллаж, качнул его и швырнул на пол.

Мика и Илай отпрыгнули, увернувшись от падающего стеллажа; мешки, ящики и банки просвистели совсем рядом. Илай бросил в кельда ещё одну большую банку, затем отступил; в его руке блеснул нож. Спотыкаясь об обломки, Мика рванул в другую сторону. Опустившись на колени, одной рукой он сгрёб с пола горсть глиняных черепков, а другой достал из заднего кармана рогатку.

Тот, кто призывает зиму, отбил рукой летевшую в него банку, резким движением схватил Илая за шею и с силой толкнул его. Скалолаз ударился о стену и рухнул на пол.

Дрожащими руками Мика вложил в рогатку черепок, оттянул тетиву и выстрелил. Черепок просвистел в воздухе и вонзился в шею кельда. Но тот и ухом не повёл. Вместо этого он вытащил из-за пояса нож с зубчатым лезвием и навис над сокрушённым скалолазом.

Мика выстрелил снова. И снова. Кровь струёй била из ран на голове кельда. Но он даже не обернулся, а, повернувшись спиной к Мике, опустился на колени перед Илаем и разорвал ему куртку. Кельд занёс свой изогнутый нож с острыми зубцами, которым так легко и удобно было дробить рёбра и разделывать туши, и прицелился.