Стены, выстроенные вдоль Золотого Рога, прикрывала цепь, протянутая через бухту; это, а также мощное давление, постоянно оказываемое на стены, окружавшие Город с суши, привело к тому, что они вообще почти не охранялись. Лишь несколько солдат находилось поблизости, и они-то и разглядели, как первый корабль преодолел гребень стоявшего напротив холма и начался спуск судна на воду. Когда воины увидели это, быстро распространилась паника. Люди бежали по круто спускавшимся вниз улицам и в ужасе глядели с бастионов, как суда османского флота соскальзывали одно за другим в Золотой рог, — необычайно удачный в стратегическом и психологическом отношении ответный удар после триумфа оборонявшихся в битве на Босфоре.

Константин немедленно осознал, какие последствия будет иметь случившееся для его войск, и без того испытывавших немалые трудности: «Теперь, когда стена вдоль Рога оказалась доступна для атаки, им [обороняющимся] пришлось защищать ее, и им пришлось опустошить другие секторы обороны и послать людей туда. В том, чтобы забрать солдат с передовой, с других стен, заключалась очевидная опасность, поскольку оставшихся было слишком мало, чтобы те могли обороняться должным образом». Венецианцы, командовавшие операциями на море, также серьезно встревожились. Османский флот находился на расстоянии менее одной мили в узком проливе, имевшем всего несколько сот футов в ширину. Золотой Рог, служивший убежищем от нападения, теперь превратился в пугающую своей теснотой площадку для петушиных боев, где и вздохнуть негде.

Защитникам стало ясно — попытка уничтожить находящийся внутри цепи флот является насущной необходимостью и должна быть предпринята немедленно. На следующий день в венецианской церкви Святой Марии собрался военный совет, созванный венецианским бальи и императором. Была поставлена четкая цель — «сжечь вражеский флот». На встрече присутствовало всего двенадцать человек. Они собрались тайно. Помимо Константина, большинство составляли венецианские командиры сухопутных войск и флота. Из посторонних был лишь один, с кем считались венецианцы, — генуэзец Джованни Джустиниани, «человек, сведущий во всем», чье мнение пользовалось всеобщим уважением. Последовал долгий и ожесточенный спор, в ходе которого участники с жаром выдвигали соперничавшие друг с другом идеи. Некоторые хотели предпринять полномасштабную атаку при свете дня с участием всего флота, что подразумевало и помощь генуэзских судов. Предложение отклонили: договориться с Галатой будет сложно, а действовать следовало быстро. Другие хотели использовать сухопутные войска, чтобы уничтожить пушки, защищавшие вражеский флот, а затем сжечь корабли. Такой вариант сочли слишком рискованным, учитывая малое количество имевшихся в распоряжении солдат. В конце концов Джакомо Коко, капитан галеры, прибывшей из Трапезунда, «человек дела, а не слов», веско высказался в пользу третьего мнения: предпринять небольшую морскую экспедицию ночью, дабы попытаться захватить турецкий флот врасплох и сжечь его. Готовить ее надлежало в строгой тайне, не советуясь с генуэзцами. Замысел предполагалось исполнить немедленно — время играло главную роль. Коко вызвался лично руководить попыткой. Предложение поставили на голосование, и оно одержало победу.

24 апреля Коко приступил к осуществлению своего плана. Он выбрал два торговых корабля, прочных, с высокими бортами, и укрепил по бортам мешки с шерстью и хлопком для защиты от каменных ядер османских пушек. Две большие галеры поставили сопровождать торговые суда и отражать любые контратаки. Наиболее же серьезный ущерб врагу должны были нанести две легкие, быстроходные фусты, на каждой из которых находилось по семьдесят два гребца. Их наполнили «греческим огнем» и другими горючими материалами, с помощью которых предполагалось поджечь вражеский флот. План выглядел простым: «вооруженные» парусники будут защищать более быстрые суда от пушек, пока те не приблизятся к врагу. Затем они внезапно появятся из-за «защитного экрана» и попытаются поджечь тесно скопившиеся османские корабли. Судам предстояло собраться через час после захода солнца — атаку назначили на полночь. Все было готово. Командующие собрались на галере Алевиза Дьедо, командующего в гавани, для последнего краткого совещания, когда исполнение плана неожиданно застопорилось. Генуэзцы, находившиеся в Городе, каким-то образом проведали об этом и захотели участвовать в нападении.

Они упорно настаивали на отсрочке, дабы подготовить свои корабли. Венецианцы с неохотой согласились. Атаку отложили.

Генуэзцам потребовалось четыре дня на подготовку кораблей. Обстрел стен, окружающих Город с суши, продолжался. Венецианцы ждали. «Мы медлили с 24 по 28 число этого месяца», — писал Барбаро. «28 апреля, во имя Господа нашего Иисуса Христа, решили совершить попытку сжечь флот коварных турок». Состав атакующей эскадры слегка изменили, дабы удовлетворить чувствительных, обидчивых генуэзцев: венецианцы и генуэзцы предоставили по одному обитому [хлопком] торговому судну; имелись также две венецианские галеры под командованием Габриэля Тревизано и Захарии Гриони, три быстроходных фусты с горючими материалами (их вел Коко) и несколько меньших судов с дополнительными запасами смолы, хвороста и пороха.

За два часа до наступления рассвета 28 апреля атакующие бесшумно выплыли из-за прикрывавших их стен Галаты на северо-восточной стороне Золотого Рога и двинулись, огибая кривую скрывавшегося в темноте берега, по направлению к Долине источников — расстояние было менее мили. Торговые суда — на генуэзском корабле находился Джустиниани — плыли первыми. Корабли, предназначенные для непосредственного участия в атаке, шли под прикрытием других судов. Ничто не двигалось в спокойных водах. Единственным признаком жизни оставался свет, часто вспыхивавший на вершине башни в генуэзской Галате. Пока суда плыли к османскому флоту, не слышалось ни звука.

Большие парусники могли идти на веслах куда медленнее, нежели быстрые многовесельные фусты, которые им предназначено было защищать. Неизвестно, чем был вызван поступок Джакомо Коко: то ли тревогой, возникшей в его сердце во время долгого пути в тишине, то ли сдерживаемым разочарованием, охватившим его из-за отсрочки нападения, то ли желанием «снискать мирскую славу». Однако он внезапно отказался от им же тщательно разработанного плана. По собственной инициативе он приказал своему судну возглавить эскадру, а затем велел грести изо всех сил к стоящему на якорях флоту, дабы начать атаку. Мгновение стояла тишина. Затем из темноты прогремел залп: пушки ударили по незащищенному судну. Первый выстрел едва не попал в цель. Второй поразил фусту в самую середину: ее пробило насквозь. «И прежде чем вы десять раз успели бы прочитать «Отче наш», эта фуста пошла ко дну», — писал Барбаро. В мгновение ока вооруженные солдаты и гребцы попадали в ночное море и исчезли.