Тогда я поняла, что оставила того, кого любила, — своего ребенка. Я побежала назад, но на дом уже накатила волна. Я гадала, сможет ли кирпич и крошащаяся известь устоять под этой мощью или стены и окна не выдержат, их вдавит внутрь, и они раздавят меня. Все здание накренилось под опасным углом, и я закружилась… все кружилась и кружилась, потом проснулась вся в поту от охватившего меня ужаса.

Но очнулась я глубокой ночью, в своей келье, и заметила странное оранжевое свечение, идущее от окна. Я встала, чтобы выглянуть на улицу. В небе висела полная луна, сверкала над черной водной рябью. Это означало, что скоро зима. Я вздрогнула.

Подошла к письменному столу. Закуталась в шерстяное одеяло и зажгла свечу. И из души выплеснулся стих. Я говорю именно так, потому что не хотела его записывать. С тех пор я редко пишу стихи. Просто в ту ночь меня осенило…

Я не могла забыть свой сон. Я не могла позволить Джакомо забыть меня. Марина не такая уж всесильная ведьма; она просто украла его у меня ради развлечения. И какой же дурой я, должно быть, выглядела в ее глазах: заточенная в стенах монастыря отцом, не смогла выносить ребенка, а теперь и мужа потеряла. Не могу управлять своей судьбой или удержать то, что принадлежит мне по праву.

Что ж, эти дни позади. Я могу не хуже ее играть в ее же игры. А может быть, даже искуснее.

Я опустила ручку в чернила.

Я написала Джакомо ласковое письмо. Мне пришлось примерить на себя роль ангела, или я его потеряю. Я заплатила Кончитте двойную плату, чтобы она отнесла ему письмо на следующее утро.

«Джакомо…

Я должна сказать тебе, что всего несколько часов назад, возвращаясь в келью, я наклонилась, чтобы поднять зубочистку, которую уронила в коридоре, и наткнулась на большую трещину между полом и стеной. Я не смогла удержаться и заглянула в комнату для визитов, расположенную внизу, и увидела тебя с моей близкой приятельницей, сестрой Морозини. Я поспешно встала и ушла.

Супруг мой — я заслуживаю того, чтобы знать, как вы познакомились. Ты любишь ее? Уверяю тебя, я ничуть не ревную! Я понимаю, что нельзя ожидать того, что ты будешь сносить лишения, дожидаясь меня».

Его послание мне, которое он передал в тот же день, было еще больше исполнено лжи.

«Моя восхитительная маленькая шпионка…

Ты неверно истолковала все, что увидела. Сестра Морозини — приятельница моей приятельницы, графини Сегуро. Я позвал ее в комнату, чтобы передать ей послание от старушки.

Между нами ничего нет. Я не люблю ее. Я всецело принадлежу тебе, ангел мой».

Я понимала, что события в его изложении отличались от того, что я видела собственными глазами. Разве способна любовь существовать на пластах лжи? Чтобы не сойти с ума, я стала уверять себя, что способна.

Я захотела знать все подробности предстоящей встречи. Может быть, Джакомо не решится на нее, зная теперь, что я его видела? Возможно, слова мои остудят его пыл.

На следующий день я в одиночестве собственной кельи ждала появления Вечерней Звезды. Потом схватила один из томиков на французском, которые мне давала Марина, и поспешила к ней в келью. Я застала ее в компании ее прислужницы, Лауры, прямо у двери. Марина была облачена в рясу и шерстяную накидку. В руках она сжимала бархатную маску, ленты ее только и ждали, что их завяжут, как только она выскользнет из монастыря.

Когда Лаура заметила меня, тут же зарделась, но белоснежное лицо Марины оставалось таким же мраморным и неподвижным.

— Как ты вовремя! — произнесла она, заметив в моих руках книгу. — Мы совсем позабросили твой французский, — тут же нашлась она, но я заметила, что она немного задыхается.

— Куда-то собралась? — наивно поинтересовалась я.

— Да… отойду ненадолго. — Марина не стала ничего объяснять. Пальцем поманила Лауру следовать за ней. Они ушли, а я осталась стоять в коридоре с книгой в руке.

Я пошла, а потом побежала в комнату. Я вся кипела от ярости и разочарования. Разорвала каждую страничку этой глупой французской книги. Швырнула на пол все книги, которые она мне давала. Философские книги. Пьесы. Романы. Я ненавидела ее, ненавидела ее ум, ненавидела все, что его питает.

Я подбежала к окну, смотрела ей вслед. На безоблачном небе сияла полная луна. Я увидела проплывающую гондолу, каюта — черный квадрат на поблескивающем море. Я поняла, что так никогда ничего не узнаю, если буду шарить по монастырю в поисках подсказок, ожидая крох, которые мне швырнет Марина.

Нет. Мне придется идти другим путем. Придется брать ситуацию в свои руки.

На следующий день была среда, и Кончитта принесла мне долгожданное письмо от Джульетты. Оно весило как целая брошюра — как и обещала, кузина расписала все в подробностях, и я поспешно разорвала конверт, оставшись в келье одна. Мне нужно было успокоиться от собственных переживаний, но вначале письмо скорее напугало, чем успокоило. В письме рассказывалось о событиях на вилле, которая принадлежала семье Контарини, где остановилась Джульетта с родителями, чтобы получше познакомиться с предполагаемым женихом, Джорджо Контарини. Теперь, когда Джульетта вновь оказалась дома, я наконец-то смогла узнать обо всем.

«Катерина, с чего же начать? Жаль, что я не могу загадать желание — и ты вновь окажешься в Венеции, будешь сидеть на лоджии, где я всегда могла тебя найти! Жаль, что мы не можем прогуливаться в саду, устроить водяные бои у колодца, как в детстве.

Но нет! Я никогда не прощу твоего отца, который отослал тебя в монастырь. Или мою мать. Уверена, что без ее участия здесь не обошлось. А теперь посмотри, где мы оказались. Я в Венеции, а ты одна — в лагуне.

Сестричка, наверное, я расскажу тебе вначале о Джорджо? Но чтобы все понять, ты должна знать, что этому предшествовали — тому, что он сделал, — мои постоянные визиты на конюшню, к старой кобыле, Фарфалле. Стефано — помнишь его, красивого конюха — научил меня, как чесать и чистить лошадь, как накидывать попону и даже как ее седлать. Как только мы видели, что все укладывались после обеда отдохнуть, я объезжала лошадь на заднем загоне. Она не очень-то резво бегала, да и я была неумелой наездницей. Мы замечательно подошли друг другу.

Однажды Стефано поскакал со мной до рыбного пруда, разлившегося из ручья. Пока Фарфалла утоляла жажду, мы болтали ногами в холодной воде… ох, Катерина, еще никогда в жизни я не была так счастлива, как в тот день. Я узнала, что Стефано живет рядом с виллой на маленькой ферме с бабушкой и мамой. Отец его умер два года назад — он до сих пор скорбит об утрате. Он единственный ребенок в семье, как и я: любимый, единственный. Неудивительно, что его лицо лучится от радости. Мне кажется, это от осознания того, что тебя любят каждый день твоей жизни.