Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он мог бы и не продолжать, потому что мне всё стало понятно. Но в горле будто застрял плотный ком из чего-то колючего, царапающего гортань, не позволяющего словам пробиться наружу. Я молчала, будучи не в силах остановить эту невыносимую пытку. Я не хотела этой правды. Я отказывалась ей верить. Но отец, не обращая внимания на моё состояние, продолжал свою жестокую исповедь…
– Она сказала, что Виктор умер, оставив их ни с чем. Он знал, что Вадик не его сын, и решил наказать их обоих, составив завещание в пользу своих детей от первого брака… Я не мог их выгнать на улицу, понимаешь?
Я кивнула, хотя не понимала многого…
– Вадим – мой брат? – голос сорвался на последнем слове.
Я не могла решиться и посмотреть в глаза отцу, по-глупому надеясь, что он сейчас опровергнет эту жестокую правду…
– Да. – это прозвучало как приговор.
Вадим – мой брат. Вадим – мой брат…
– Почему ты не признал его? – из меня словно выпили все силы, даже голос звучал еле слышно.
– Сначала боялся, что, если твоя мама узнает, это ещё больше сократит её жизнь… Затем, когда её не стало, мне было не до того. А потом это просто перестало иметь значение… Я никогда не воспринимал его, как своего сына. Для меня он был просто мальчиком, живущим поблизости…
«Вадим – мой брат», – всё билась у меня в голове невозможная правда, тщетно пытаясь проникнуть в сознание. Я не верила в это. Отказывалась верить. Этого просто не могло быть…
– Папа, – я наконец-то сумела поднять на него взгляд, хотя невыносимая боль внутри туманила зрение. – Папа, что мне делать? Я люблю его…
Я смахнула рукавом выступившие слёзы и обнаружила, что отец опустился на диван рядом со мной. Он раскрыл мне объятия, как в детстве, предлагая утешиться у него на груди и забыть обо всём. Но, к сожалению, это было уже невозможно.
Я поднялась и подошла к окну. Хотела открыть створку, потому что мне вдруг нечем стало дышать. Но окна были сплошными, без малейшей возможности получить хоть глоток свежего воздуха.
– Мне нужно выйти отсюда, – я рванула к двери, совершенно забыв, что успела снять верхнюю одежду. Вернее, совсем не думая об этом. Здесь я не могла дышать. Здесь всюду был его запах. Самого важного, самого любимого и самого недостижимого человека в моей жизни. И сейчас это был вовсе не мой папа…
Я выбежала из номера, ни о чём не думая. Бросилась к лифту. Судорожно нажала кнопку, торопясь оказаться на улице. Кислород в лёгких иссякал. Мне просто необходимо было сделать глоток свежего воздуха.
Кабина опускалась очень медленно. Я чувствовала, что начинаю задыхаться. Наклонилась, опустив голову к коленям, и начала часто-часто дышать. Это не помогло. Напротив, голова ещё больше закружилась.
Когда двери лифта разошлись, мне пришлось держаться за стенки, чтобы не упасть. Я не помню, как миновала вестибюль. Впереди была только одна цель, и к ней я стремилась. Выход. Мне нужен был выход. Мне нужен был воздух. Или я сейчас умру.
Оказавшись на улице, я сделал глубокий вдох. За ним ещё один и ещё. Мороз обжигал холодом лёгкие, но я этого почти не чувствовала. Ноги перестали держать, и я опустилась на ступеньку. Перед глазами оказался красный подол. И только сейчас я осознала, что всё ещё одета в это платье, которое хранит на себе следы прикосновений и запах Борисова…
Вадим – мой брат…
Из глаз всё-таки полились слёзы.
– Алиса! – раздался рядом его встревоженный голос и тут же мои обнажённые плечи накрыл смокинг. – Что случилось?!
– Отойди от неё! – отец тоже успел выскочить на улицу и попытался оттолкнуть от меня Борисова.
Чтобы не завязалась потасовка, я поднялась и повернулась к ним лицом.
– Вадим, – я сглотнула вязкую, горькую слюну. – Мне нужно сейчас уехать… Я потом тебе всё объясню…
К отелю подъехала машина. Отец приобнял меня за плечи, при этом скинув смокинг Вадима, и помог сесть в наш автомобиль.
– Домой, – сказал он Сергею Ивановичу.
41
Перед входом в дом я замедлила шаги. Казалось, что ушла отсюда не утром, а очень-очень давно. Такой древней я себя сейчас чувствовала. Словно постарела вмиг на десятки лет.
Дом был чужим. Или это я стала чужой. И не только здесь. Нигде больше мне не было места. Нигде не могла я почувствовать себя уютно.
Молча отправилась в свою комнату.
– Лисичка, – попытался остановить меня голос отца. Но я продолжала подниматься по лестнице. У меня сейчас просто не было сил на ещё один разговор с ним. И этот состарил меня на несколько веков.
В комнате всё было по-прежнему. Но отчего тогда у меня было ощущение, что я в заколдованном замке, который спал сто лет и до сих пор не проснулся.
Ничего не хотелось, ни на что не было сил.
Я медленно сняла одежду и пошла в душ. Встала под горячие струи воды, позволяя этому дню стекать с меня. Стояла так долго. Затем медленно, двигаясь как сомнамбула, вытерлась пушистым полотенцем, промокнула волосы, расчесала их на автомате и легла в постель. Накрылась одеялом и провалилась в серый сон без сновидений.
Когда проснулась, то сразу вспомнила…
– Сегодня первый день жизни без него, – прошептала себе. – И нужно как-то его пережить.
Утро было таким же серым. Вылезать из постели не хотелось. Но я понимала, что ни папа, ни дедушка не позволят мне предаваться унынию. Они станут меня тормошить, пытаться вернуть к прежней жизни, не понимая того, что прежней она никогда уже не будет.
Не хотелось сейчас никого из них видеть. Особенно отца, в дребезги разбившего мой мир. Конечно, разумом я понимала, что он не виноват. Это ошибки прошлого, от них никто не застрахован. Вот только от этого понимания легче нисколько не становилось.
Мне необходимо время, чтобы принять свалившуюся на меня истину и смириться с ней. Мы больше никогда не будем вместе…
Я не хочу его видеть. И уж тем более общаться с ним, как с братом. Это выше моих сил…
К счастью, благодаря Вадиму… Я споткнулась на этом имени. И постаралась перефразировать мысль. В общем, работы у меня теперь не было, и
