ее смыть с себя. Вместе с затхлым запахом полузаброшенного дома. Утром мы успели отснять все, что собирались. Даже, наверное, чуть больше. И вообще Ева оказалась чертовски права, конечно. Можно было никуда не уезжать, просто пролезть в тот же центральный парк, который сейчас не работает. И речка там тоже есть, и деревья, и в кулинарию за горячими пирожками можно сбегать…

Я вставил ключ в замочную скважину, ввалился в квартиру, обдумывая, что я хочу сделать раньше — совершить налет на холодос или все-таки в ванну забраться? Идеальнее всего, пожалуй, взять с собой еду и пойти откисать в горячей воде. С книжкой и тарелкой бутеров. И кружкой горячего чая. Нет, лучше сразу чайником горячего чая…

Я скинул ботинки, чувствуя как начало ломить оттаивающие пальцы. Чуть не застонал от удовольствия.

Стоп.

Кажется, кто-то дома. Отец, наверное. Мама должна быть в это время еще на работе, Лариска — в школе.

Я скинул на пол зимнюю куртку. В шкаф ее пока что вешать не хотелось, надо сначала почистить. Протопал босиком по коридору. Заглянул в кухню, но там никого не было. Только беспорядок на столе.

Дошел до гостиной.

— Привет, пап, — сказал я, остановившись на пороге.

Нда, картина маслом. Батя одет в брюки от своего парадного костюма, белую рубашку, узел галстука наполовину распущен. Сидит на одной стороне дивана. На противоположной — дамочка в платье с золотыми блестками, кудри тщательно уложенной прически пикантно так растрепались.

Кажется, в таких случаях положено говорить «это не то, что ты подумал!»

Глава 20

— Это не то, что ты подумал! — отец нервно схватился за подлокотник дивана. На свою пассию он не смотрел. Она тоже смотрела куда-то в сторону окна, щеки ее быстро заливались краской.

— Неловкий момент, да? — иронично хмыкнув, сказал я. — Давайте так. Я сейчас выйду, займусь всякими своими делами. И сделаю вид, что ничего не заметил.

«У них ничего не было», — подумал я с некоторой долей злорадства. Батя привел дамочку домой, начал охмурять, и у них почти все получилось. Но тут приперся я и все испортил.

Я удалился в ванну, с наслаждением содрал с себя пропахшие холодом, запустением и еще непонятно чем шмотки. Забрался в ванну и откисал там некоторое время.

Обдумывал.

С одной стороны, батя мужик взрослый. И если ему захотелось сходить налево, то не мне, сопляку, ему указания раздавать. С другой…

Фу.

Меня даже передернуло. Как-то это было стремно все. Мать нашу семью обеспечивает всячески, ухитряясь при этом никому не парить мозги. Кроме того, на мой взгляд, она еще и красивее этой плюшевой куклы, которую привел отец. Она не из модельных упругих красоток с ногами от ушей и жемчужными улыбками. Переспать с которой — это даже не супружеская измена, а что-то типа «каждый настоящий мужик должен поставить такую галочку в своем досье». А тут была обычная такая сельская простушка, пухленькая и с прической, ради которой ей пришлось либо спать ночь на бигуди, либо варить их в кастрюльке и накручивать, пока горячие.

Какой смысл?

Еще и домой ее приволок.

Фу еще раз.

Я принялся остервенело намыливаться мочалкой. Нет, ну, блин! Тупая какая-то ситуация. Они так-то вообще чужие для меня люди. Это родители Вовы-Велиала, а не мои. Это он с ними с самого рождения, а я так, пару месяцев только. С какого хрена тогда меня отцовская попытка сходить налево сейчас так парит?

«Наверное потому что я маменькин сынок», — мысленно хохотнул я, выбираясь из ванны.

Сквозь шум воды я слышал, как хлопнула дверь. Оба ушли? Или батя только девушку выпроводил?

На кухню отец пришел сам. Уже переодетый в домашние треники и футболку.

Присел на табуретку.

— Чаек пьешь? — спросил он с подчеркнуто заинтересованным в моей жизни видом. — Надо что ли тоже чайку себе налить. Чайник горячий?

— Только вскипел, — не отводя глаз от книжки ответил я. Книжку оставила мама. «Двадцать тысяч лье под водой» Жюля Верна. Я ее когда-то разве что не наизусть знал. Открыл где-то в середине и наткнулся глазами на сцену, когда наутилус кашалотов вспарывает.

Отец поднялся, принялся бренчать посудой. Я молча держал паузу. Любопытно даже, как он сейчас выкручиваться будет.

— Послушай, Володя, — сказал он, снова устроившись за столом. В руке — кружка. — Ты же умный парень, и все понимаешь, да?

— А есть, что понимать? — я приподнял бровь и посмотрел на отца.

— Ну… Это… — отец занервничал еще больше.

— Давай приведем к общему знаменателю то, о чем мы тут вообще разговариваем, — усмехнулся я. — Ты привел домой какую-то мочалку и пытался ее трахнуть. Но я помешал. И теперь ты переживаешь, как бы я матери не проболтался, так что ли?

— Ты как с отцом разговариваешь? — взвился батя. — И не смей так называть Марину!

— А как мне ее называть? — хмыкнул я.

— Она… Хорошая девушка, — замялся отец. — Это просто моя давняя знакомая. Мы… Просто разговаривали. Ничего такого, понятно?

— Понятно, — я пожал плечами и снова уткнулся в книгу.

— На меня смотри, когда я с тобой разговариваю! — неприятные такие нотки в голосе отца. Истеричные. Я вздохнул. Поднял голову.

— Бать, ты взрослый мужик, сам ведь разберешься, — сказал я. — Буду ли я тебя за такое уважать? Нет. Или тебя больше волнует вопрос, скажу ли я матери?

— Ты… Ты… — батя вцепился в кружку так, что костяшки пальцев побелели.

— Ну что я, бать? — усмехнулся я. — Я же не психолог, в твоих половых проблемах разбираться. Хотя я все равно не понимаю, чем эта лахудра деревенская лучше мамы.

— Ты не понимаешь, — отец ссутулился. Взгляд его потух. — Маринка хорошая девчонка, правда. И, веришь или нет, у нас ничего не было…

Я проглотил язвительную реплику и продолжал молча слушать. А отца внезапно как прорвало. И он принялся многословно и изобретательно жаловаться на жизнь. Что, мол, как-то резко все поменялось, жизнь его к такому не готовила. Что когда он женился, то был инженером, уважаемым человеком с высшим техническим образованием. А сейчас он в бессрочном неоплачиваемом отпуске, а Валентина, в смысле, моя мама, внезапно круто все поменяла, и он вообще сейчас не понимает, чем и как она живет.

— Ты знаешь, как это унизительно — получать у жены карманные деньги, будто я школьник какой-то? — горько сказал он.

— У тебя чай остыл, — хмыкнул я.

— Володя, когда ты успел стать таким… Бесчеловечным? — спросил отец.

— Каким-каким? — фыркнул я. — Так-то я уже минут десять сижу и молча слушаю твое нытье,