Профессор очень низко наклонился к ребенку, и казалось, что его длинный острый нос вот-вот проколет живот мальчика. «Что он высматривает на животе малыша?» — удивлялись коллеги по институту. А он ничего на животе и не высматривал: щекоча ребенка своей рыжей бородой, Графкин искоса смотрел на его лицо.

Надо заметить, что профессор вообще старался не прикасаться к пациентам, потому что был чрезвычайно брезглив и панически боялся микробов. Он надевал резиновые перчатки, возле больного старался дышать неглубоко, неизменно защищаясь тремя масками. После осмотра доктор запирался у себя в кабинете и проводил целый ряд антисептических мероприятий: полоскал рот слабым раствором марганцовки, в нос впрыскивал противомикробный аэрозоль, халат снимал и кидал в ведро с раствором хлорки, мыл руки по локоть, а бороду окунал в спирт и выдерживал в нем ровно три минуты.

Когда профессор выпрямился и окинул взглядом окружавших его людей, от медсестер до докторов наук, все знали: сейчас он быстрым шагом уйдет в кабинет, затем появится минут через десять в новом халате, с мокрой бородой и скажет: «Я так поразмыслил и думаю…»

Действительно, Графкин появился через десять минут и очень сильно пах спиртом, был в новом халате, с мокрой бородой. Он пригласил Жанетту Геральдовну и Виктора Валентиновича пройти в кабинет.

— Я так поразмыслил и думаю, что ребенку показана консультация в Институте наследственности и генома.

Хвостогривова встретила рекомендацию совершенно спокойно, а Вараниев встревожился:

— Что-то не так, доктор?

— Определенно говорить пока еще рано. Я вижу, что вы милые, интеллигентные люди, и постараюсь помочь — свяжусь с моим другом профессором Зайцевским. Оставьте телефон, по которому сообщить, когда он сможет вас принять.

— Хорошо. Сегодня я вам позвоню.

— Спасибо, профессор. Я вас отблагодарю! — пообещал Вараниев.

В этом Графкин не сомневался — он умел видеть людей.

На консультацию к Зайцевскому Велика повезли через день утром. Профессор, человек небольшого роста, вопреки огромному животу, нависавшему на бедра, и непропорционально большой голове, оказался невероятно подвижным и с на удивление скоординированными движениями. Он мотыльком вспорхнул со стула, по немыслимой траектории одним движением туловища обогнул острый угол массивного письменного стола и, двумя шагами покрыв несколько метров, отделявших его от гостей, представился:

— Зайцевский Николай Сергеевич.

— Вараниев Виктор Валентинович. Моя сестра, Хвостогривова Жанетта Геральдовна.

— Очень приятно, — кивнул профессор и про себя подумал: «Странно, сестра, а отчества разные».

Ребенок спал, и доктор попросил разбудить его. Пока Вараниев осторожно тормошил Велика, Зайцевский успел задать несколько конкретных вопросов о здоровье ближайших родственников, но особенно интересовался матерью мальчика: спрашивал, сколько ей лет, есть ли у нее еще дети, здоровы ли. Вараниев, отвечая на вопросы, заявил, в частности, что ребенок второй, а первый погиб. Профессор выразил соболезнование и попросил положить проснувшегося Велика на письменный стол. Затем долго выслушивал сердце, повторяя тихонько: «Ничего не слышу». После чего внимательно изучал лицо мальчика, ощупывал челюсти, нос, подбородок. И наконец произнес:

— Вынужден вас огорчить: у ребенка «синдром попугая». Но в то же время обязан и обрадовать: в диагнозе совершенно не уверен. Надо сделать анализ — посмотреть хромосомный набор.

— Это страшно? — дрожащим голосом задал вопрос Вараниев.

— Давайте пока не будем обсуждать тему. Сейчас со слизистой оболочки щеки ребенка возьмут мазок, и через неделю все станет ясно. Признаться, кроме очень слабо выраженных симптомов поворота головы, я больше ничего не обнаружил. Не совсем классическая картина, поэтому лучше подстраховаться.

В лаборатории сотрудница, выждав момент, засунула деревянную палочку в рот Велику, от чего тот разорался, но быстро успокоился.

Неделю Вараниев не находил себе места. Его посетили все самые страшные мысли, которые только могло родить его воображение. В полдень пятницы, на восьмой день после визита, позвонила женщина, представилась аспирантом профессора Зайцевского и попросила зайти к нему сегодня в любое время с двух до шести. Вараниев отправился один, решив, что присутствие Хвостогривовой необязательно. В три часа дня он сидел в кабинете профессора.

— Я вынужден вас огорчить, Виктор Валентинович, — начал после приветствия профессор. — К величайшему сожалению, мои наихудшие опасения подтвердились: анализ показал «синдром попугая».

— Что это такое? — насторожился председатель.

— Очень редкая болезнь, причина которой кроется в нарушениях, связанных с хромосомами.

— Как она проявляется?

Зайцевский посмотрел на Вараниева, на секунду задумался, после чего предложил следовать за собой. Они вошли в одну из палат. Глазам Виктора Валентиновича предстала леденящая кровь картина. Семеро детей лицами были удивительно похожи друг на друга: тонкий удлиненный нос, напоминающий птичий клюв, резко натянутая вниз верхняя губа и забранная внутрь нижняя, уменьшенный подбородок, продолговатый череп. Трое из них играли мячом — сидя на полу, перекатывали его друг другу.

— Эти, — профессор показал в сторону троицы, — сейчас вне приступа. Как вы видите, они играют и внешне, кроме характерных особенностей лица, ничем не отличаются от здоровых детей.

Но председатель его не слушал — с ужасом смотрел на четверых других. Дети мгновенно напомнили Вараниеву механические игрушки из его далекого детства. Вцепившись руками в круглые хромированные трубы, венчавшие спинки кроватей, они, подобно гимнастам на турниках, висели, вытянувшись, как струны, не имея опоры под ногами. Но, находясь в таком положении, что-то говорили. При этом их туловища наклонялись вперед при разговоре и возвращались назад в момент паузы. Каждые пять-десять секунд головами они совершали движения, напоминавшие птичьи: резкие, по прямой.

Вараниев попытался вслушаться в произносимые слова, но разобрать, кто что говорит, было очень трудно из-за какофонии. Тем не менее сконцентрировавшись, председатель стал улавливать фразы:

— Куда же ты, дурила, квас льешь? Да ты колготки каждый месяц внутрях рвешь — чулки купи! А хрен тебя знает, с кем ты только не жила до меня! Куда же ты, дурила, квас льешь? Да ты колготки каждый месяц внутрях рвешь — чулки купи! А хрен тебя знает, с кем ты только не жила до меня! Куда же ты, дурила… — повторял дошкольного возраста мальчик с длинными русыми волосами.

Вараниев перенес внимание на другого ребенка.

— У вас трудные дни? Вы ощущаете дискомфорт? Портативная электросушка «Шурин» избавит вас от неприятных ощущений! И в заключение прогноз погоды… У вас трудные дни? Вы ощущаете дискомфорт? Портативная электросушка «Шурин»…

Третий пациент цитировал, по всей видимости, спор работника жилищно-коммунального управления с жильцом: