День определённо не заладился. С врачом не встретилась, Алого не навестили и Нины в палате тоже не оказалось.

Эрика с детьми оббежала всю пульмонологию, но сестру наконец нашла.

В другом крыле здания, опираясь на руку мужчины, словно они в парке, Нина прогуливалась по коридору, перегороженному строительной лентой и красноречивой табличкой «Ремонт».

— Мы вас обыскались, Нина Альбертовна, — подала голос Эрика, остановившись у перегороженного входа, когда парочка как раз дошла до окна.

То, что ходить сестре каждый день жизненно необходимо Эрика знала и не удивилась, что она оказалась так далеко от палаты, но мужчина… мужчина её искренне заинтересовал.

Нина медленно развернулась. И всплеснула руками, когда дети кинулись к ней, присев под оградительной лентой.

— Мои ж вы хорошие, — трепала она взмокшие головёнки, пока близнецы наперебой сообщали ей последние новости. Про Алого. Про щенков. Про папу, — Ну, пойдёмте, пойдёмте отсюда.

Мужчина вежливо приподнял ленту, позволяя им пройти. А потом, представился:

— Анатолий. Можно просто Толик. Седьмая палата. Бронхит.

Эрика улыбнулась, глядя на этого приятного седого мужчину за пятьдесят с такими озорными, лукавыми глазами фокусника, что казалось он сейчас в добавок к своему «бронхиту» ещё и зайца вытащит из-за пазухи или карту из рукава.

— Эрика. Сестра Нины. Можно просто Эрика.

— Очень приятно. Ну, не буду вам мешать, — пожал он широкими плечами. — Пойду в свою седьмую палату.

— Да вы нам не помешаете, — поторопилась остановить его Эрика, краем глаза заметив, как смущённо заправила Нина за ухо короткие волосы. — Мы ненадолго. Проведать да узнать: домой-то едем? — повернулась она к Нине.

— Да пора бы, — улыбнулась та в ответ, взъерошив русые кудри Данилки. — Тебя бы подстричь, дружок. Что там на улице? Тепло? А мы торопимся?

— Всё тает, — кивнула Эрика и удивилась. — Не торопимся. А что?

— Да Толик мне рассказал тут про одно чудесное место недалеко, лютеранскую церковь Анненкирхе. Его тоже сегодня выписывают, — коротко, робко глянула она на мужчину. — Мы хотели сходить.

— Вы не подумайте, я не лютеранин, — поспешил добавить Анатолий, хотя Эрика не видела в этом никакой проблемы. — Просто место очень живописное. Этому недавно сильно обгоревшему изнутри зданию уже двести сорок лет. Там венчался Карл Брюллов. А улицу в честь построенной кирхе назвали Кирочной. Её создал архитектор Юрий Фельтен, он же спроектировал Дворцовую площадь, решётку Летнего сада… — он осёкся, когда брови Эрики взметнулись вверх. Хоть и не мог знать, что для Эрики это просто знак, пусть мелочь, но знаковая настолько, что тепло разлилось в груди. — Простите, если утомил, я могу говорить часами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Нет, нет, что вы! Ничуть не утомили. Вы историк? — можно сказать, с первого взгляда прониклась к мужчине Эрика.

И вдруг подумала о том насколько всё в жизни неслучайно. Пусть она сейчас не может думать ни о чём другом, кроме болезни Ильи, но ведь жизнь продолжается. Люди встречаются и расходятся, теряют друг друга и находят. И будь Илья не болен, как вела бы себя Эрика тогда? Разве тревожно прижималась бы губами к его лбу по нескольку раз в день? Заглядывала бы тоскливо в глаза, словно готовясь к неминуемой разлуке? Нет, только болен он или нет — она всё равно всегда будет бояться его потерять. Всегда.

Кто знает сколько им отмеряно: целая жизнь, год, два, несколько месяцев? Так зачем омрачать эти дни ожиданием плохого. Пусть они будут светлыми. Пусть будут наполнены событиями, милыми пустяками, прогулками, разговорами. Чем-то новым, пусть даже это история старой лютеранской церкви, так неожиданно её зацепившая. Пусть каждый день будет таким, словно впереди у них целая жизнь, которую они проживут рука об руку, чтобы до самой старости вспоминать эти дни.

Когда бы, насколько и как их судьба не разлучила: у порога дома, провожая на работу, у машины такси, увозящей его в аэропорт. У каждой закрытой за ним двери, куда бы она ни вела, она всегда будет думать только об одном: когда мы встретимся вновь…

— Нет, нет, что вы. Просто коренной петербуржец, — ответил мужчина, выводя Эрику из задумчивости. — Я когда-то работал художником по костюмам на «Ленфильме». А сейчас мои коллеги на его базе создали «Студию исторического костюма». Сотрудничаем с театрами, фотостудиями, сдаём в прокат для костюмированных вечеринок любого века, ну и, конечно, устраиваем свои фотосессии с полным перевоплощением хоть в викингов, хоть в пиратов, хоть в Бориса Годунова или кардинала Ришелье.

— Потрясающе, — искренне восхитилась Эрика. — И что любой желающий может прийти и взять костюм напрокат?

— Любой костюм из всех двадцати тысяч, что там хранятся, — улыбнулся Толик. — Представьте сколько за время существования «Ленфильма» их было создано? И все они там, в его костюмерных.

— Приглашаете? — покосилась Эрика на детей.

— И даже настаиваю. Приходите всей семьёй. И обязательно сходите в Анненкирхе. У них есть сайт, можно посмотреть расписание, когда проводятся экскурсии, когда можно послушать орган. Также там проходят музыкальные концерты, встречи, ярмарки, — он оглянулся на подошедшую медсестру. — О, простите. Наверно, моя выписка готова. Пойду собираться.

— Очень приятно было познакомиться, — кивнула ему в ответ Эрика. А про себя добавила: «Очень надеюсь, что встреча была не последней» и с подозрением посмотрела на Нину.

— Не смотри так на меня. Это ничего не значит, — отмахнулась та. Но её румянец говорил обратное.

— Не смотрю, не смотрю, — скрестила Эрика пальцы, боясь спугнуть слабую надежду, что это не просто мимолётное знакомство, а всё же зарождающиеся отношения. Пусть просто дружеские, но Нине так не хватало друзей.

— Не знаю, как теперь смотреть Илье в глаза, — устало села она на больничную койку, когда её нехитрый скарб был сложен. Они договорились, что вещи Эрика заберёт, а Нина приедет домой сама. Мешать их прогулке с Анатолием до Анненкирхе Эрика никак не могла.

— Тебе не о чем волноваться, Нин. Илья не осудит. И точно не держит на тебя зла. Он не его мать.