Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алый снова закашлялся, мучительно скривился от боли, закрыл глаза.
Илья видел, как мелко его трясёт. Как, словно перепуганная, бьётся жилка на шее. Плохой знак. Губы посинели. Глаза почернели и словно ввалились.
— А знаешь, почему я вспомнил об этом шраме? Потому что всё думал: сколько шрамов осталось в её душе из-за меня. А она всё равно простила. Беспокоилась, переживала за меня. Хоть никогда и не любила.
— Любила, Алый. Она всегда тебя любила. И где-то там в глубине души всегда знала об этом. Не только как друга, как часть своей семьи, но и как человека, который ей дороже тех ошибок, что он совершил. Ошибок, что мы все совершаем, жестоких, порой непоправимых. Потому и простила, что ты всегда был ей нужен и нужен таким, как ты есть. Спасибо, — вздохнул Илья, — за твою одержимость. За то, что ты её не оставил. Искал и находил. Помогал и поддерживал. Заботился о ней, о Нине, о детях. Без тебя она бы не справилась. Без тебя она бы не дождалась… меня.
Алый кивнул, приоткрыл глаза, больные, тусклые, потерявшие блеск и тяжело вздохнул.
— Не думал, что это скажу, но лучше бы это был ты. Лучше бы все эти годы рядом с ней был ты, — прошептал он и снова закрыл глаза. — Береги её!
— До последнего вздоха, — кивнул Илья.
Он встал, услышав наверху топот ног и голоса.
Илью из погреба спасатели достали последним. Помогли подняться. Записали его имя, телефон. Обещали сообщить любую информацию, какая будет. С прогнозами поостереглись: травматический шок, переохлаждение, большая кровопотеря и как поведёт себя организм после извлечения инородного предмета, на котором Алый провисел больше шести часов — не взялись гадать.
Эрике всё рассказали, когда уже добрались до дому.
Детям привезли спасённых щенков.
И, глядя на потрясённого кота, что был в ужасе от происходящих перемен, Илья дозвонился отцу Алого — выполнил его просьбу.
— Операция прошла удачно. Состояние стабильное, — когда Илья передал Эрике последние новости, заламывая руки, она мерила шагами кухню. Отложив телефон, он еле удержал его в руке.
— Ты себя хорошо чувствуешь? — резко остановилась Эрика. Приложила руку к его ледяному, но мокрому лбу. Села, сверля его глазами, и даже не пытаясь скрыть страх за него.
— Терпимо, — поторопился Илья убрать ещё испачканные кровью Алого руки со стола и встал. — Просто устал. Пойду приму душ.
И там, в ванной, где уже никто его не видел и не слышал, включил воду, медленно сполз по стене на пол и позвонил в Центр Гематологии.
— Белки глаз покраснели? Пожелтели? Температура? Тошнота? — сухо и бесстрастно задавала вопросы доктор.
Хотел бы Илья похвастаться таким же хладнокровием, когда отвечал.
— Не похоже на рецидив, Илья, — успокоила его Елена Владимировна. Впрочем, он и сам чувствовал, что в этот раз всё по-другому. — Скорее на побочное действие лекарств, которые ты принимаешь. А ещё на то, что мои рекомендации избегать физических нагрузок и нервного перенапряжения, ты проигнорировал. Но жду на приём. Сдашь анализы, тогда скажу точнее. И у меня есть для тебя ещё кое-какая важная информация.
— Нашли донора? — предположил Илья.
— Нет. Но не хотела бы я сообщать тебе такие новости по телефону.
— Приезжала моя мать, — догадался он.
— Да, твоя мать была. Но то, что я хочу тебе сказать, скорее касается твоего отца.
— Елена Владимировна, не томите, — встал Илья, ободрённый её прогнозом, включил воду и даже улыбнулся. — Мне же вредно нервничать, согласно ваших рекомендаций, верно?
Она усмехнулась, а потом тяжело вздохнула.
— Я уже рассказывала тебе про гистосовместимость?
— Конечно. Это способность органа, ткани или, как в моём случае, кроветворных стволовых клеток донора не отторгаться организмом реципиента. А отторжение возникает, когда иммунная система человека воспринимает трансплантированный материал как чужеродный, начиная бороться и разрушать его.
— Да, ткани различных людей, как правило вообще несовместимы. Шанс оказаться гистосовместимыми имеют кровные родственники: мать, отец — для детей, дети — для родителей, но, как правило, не более, чем на пятьдесят процентов. Этого очень мало для пересадки. У родных братьев и сестёр процент выше, у близнецов — ещё выше. Для трансплантации необходимо не меньше девяноста процентов.
— У меня, к сожалению, или к счастью, нет брата близнеца, — снова улыбнулся Илья, но врач в ответ лишь вздохнула.
— Всегда неприятно сообщать такие вещи, но когда мы проверяли гены вашего отца…
Илья застыл, боясь пошевелиться, слушая врача.
— Он мне не родной отец? — переспросил Илья, хватаясь за стену.
— Я сожалею, Илья. Это, конечно, не тест ДНК, но ошибка исключена.
Его словно окатили изнутри кипятком. Словно труба с кипящей водой взорвалась у него в мозгу, а теперь шипя и пузырясь огненная жидкость спускалась вниз по всему телу. Илья мгновенно вспотел.
— Он знает? Кто-нибудь ещё знает? — царапали слова резко осипшее, пересохшее горло.
— Нет. Я посчитала нужным…
— Елена Владимировна, заклинаю, — перебил Илья. — Не говорите больше никому. Ни отцу, ни матери. Вообще никому. Пожалуйста.
— Хорошо, хорошо, — явно кивала доктор на том конце трубки. — Просто если возникнет вопрос о пересадке, вы должны знать.
— Я понял. Понял, — прислонился он к холодному кафелю лбом. — Я буду иметь в виду.
Он договорился о времени приёма, попрощался.
Ледяная вода обожгла кожу, когда Илья выкрутил смеситель, чтобы прийти в себя.
Если возникнет вопрос о пересадке…
Но как же хотелось, чтобы не возник. Теперь даже больше, чем когда-либо. Сказать отцу, что он ему не родной и убить, разрушить его этой правдой — этого Илья не хотел ни при каких условиях.