среди Борькиных приятелей мужика, похожего на бабу…»

«Но раз Бобовник наведывается в этот глухой район и знает о бандитской «малине» на нашем участке, то и бандиты должны о нем знать», – заключила Екатерина и решила на вечерок подменить сестру.

Конечно, риск в подмене был немалый – затея могла легко провалиться. Однако по-другому не получалось. Дашка сама призналась, что мало что понимает из того, о чем говорят бандиты. Борька наверняка привлек Дарью в качестве прислуги не просто так, а главным образом потому, что она плохо соображает и не обладает хорошей памятью.

«Ежели и нагрянет сюда участковый с уголовным розыском, то много она им не расскажет…» – так или примерно так рассуждал он, когда строил тайную баню.

* * *

Дружки обсуждали дело, которое намеревались обстряпать будущей ночью. Вначале Екатерина мало что понимала из разрозненных фраз: «Лазать по вонючему коллектору», «Пострелять в каменном мешке», «Вынырнуть из дерьма в музее», «Выбрать золотишко среди экспонатов»…

Борька несколько раз задерживал взгляд на Кате, подозрительно присматривался к ее движениям, к фигуре, к тому, как на ней сидела одежда. Старательно копируя сестру, она старалась не выдать себя и внимательно слушала разговор. Даже в те минуты, когда сидящие за столом бандиты ни в чем не нуждались и ей приходилось покидать большую комнату, она оставляла двери чуть приоткрытыми и, сидя на лавочке, напряженно вслушивалась в доносившиеся голоса.

К полуночи, когда компания изрядно напилась, сердце Екатерины радостно затрепетало в груди. Она все поняла! И самое главное – несколько раз услышала фамилию Бобовник. Этот негодяй не состоял в банде, но тоже участвовал в предстоящем походе по коллекторам до одного из кремлевских музеев. Теперь надо было дождаться окончания застолья и действовать.

Около часу ночи Бутовский сильно захмелел и повелел корешам расходиться. Те засобирались, и вскоре баня опустела. Борька допил содержимое очередного стакана, закинул в рот четвертинку хрустящего огурца и перебрался на диван.

– Поди-ка сюда, – позвал он.

Катя исполнила приказ, остановившись в шаге от дивана.

– Ближе.

Она подошла вплотную. Сердце снова пустилось вскачь, но теперь по иному поводу: Екатерина жутко опасалась, что сидящее перед ней чудовище в обличье симпатичного мужчины начнет распускать руки… И что тогда? Как поступить в этом случае, она не знала.

– А ну-ка покрутись, – неожиданно приказал Борька пьяным голосом. – Ты похудела, что ли? Или стала выше?

– Не знаю, – потягивая гласные, ответила Катя.

Он достал что-то из-под лежащей на диване одежды и сунул ей в руки.

– Ладно, держи.

Она приняла сверток, развернула газетную бумагу и обнаружила аккуратно сложенную новенькую пуховую шаль, от которой еще пахло галантерейным магазином.

Пока девушка рассматривала подарок, широкая ладонь легла на ее грудь, по-хозяйски ощупала, скользнула по талии на бедро искалеченной ноги и медленно поползла вниз.

Словно о чем-то догадываясь, Борька испытующе смотрел прямо в ее глаза. Копируя сестру, Катя изображала довольную улыбку – чуть надув и растянув губки, немного хмурила брови. Потом развернула шаль и прикрылась ей, чтобы не выдать настоящих чувств. При этом лихорадочно соображала, как поступить, если Бутовский обнаружит сложную протезную конструкцию, над которой сестры корпели битый час.

Катина культя была сантиметров на пятнадцать короче Дашиной – одним анатомическим протезом ступни не обойтись. Пришлось напрячь извилины. Вначале они накрепко приладили к голени Екатерины старый протез из алюминиевой трубки. Затем туго обмотали резиновый наконечник бинтами, искусственно соорудив некое подобие нижней части голени с лодыжкой. Потом обрядили все это в женский носочек и вставили в новый протез ступни. Если не особенно присматриваться, получилось похоже. Последующий час Катя тренировалась – ходила сначала с одним костылем, потом с палочкой. Когда появилась уверенность в надежности конструкции, попробовала передвигаться без вспомогательных приспособлений. Получилось.

Борькина ладонь ползла вниз по ноге к подолу длинной юбки. Ниже колена она наткнулась на верхний ремешок крепления старого протеза. «Не поймет. Не должен понять, – у Екатерины участилось дыхание. – Новый Дашин протез тоже крепится ремешками за голень».

Он и вправду не понял. А до гильзы мужские пальцы не добрались. Борькина голова вдруг упала на высокую спинку дивана, глаза закатились, и через несколько секунд комната наполнилась мирным храпом.

«Господи… Уснул!» – облегченно выдохнула Екатерина.

* * *

Она чертовски устала от нервного перенапряжения, от постоянной суеты возле стола. Голень, зажатая в узкую гильзу протеза, с непривычки изнывала от боли.

Пьяный Борька спал на диване. Катя быстро прибралась, заперла баню снаружи и, сильно хромая, отправилась по садовой тропинке в дом. В левой руке она несла керосиновую лампу, в правой держала готовый к стрельбе пистолет Бобовника.

Она начинала догадываться, что привело того поздним вечером на участок и почему он поджидал сестру в кустах у тропинки. Связавшись с бандой Бутовского, он, вероятно, повстречал Дашу и принял ее за Екатерину. Может быть, когда она шла на базар за продуктами или когда он сам топал на встречу с Борькой. В баню, судя по разговорам бандитов, его не приглашали.

Катя была для Бобовника смертельно опасным свидетелем. После войны по стране прокатилась волна судебных процессов. К ответу привлекались изменники Родины всех мастей: полицаи, перебежчики, доносчики, дезертиры… Их казнили сотнями без оговорок и сожаления. Бобовник явно понимал: одно дело – грабежи и налеты, за которые при поимке тоже по головке не погладят, но совсем другое – предательство и служба у немцев. Тут поблажек не жди. Поставят к стенке.

Так или иначе, но подленькая натура Бобовника заставляла Екатерину проявлять максимальную осторожность. Потому и шла она по тропке подобно дикой кошке: мягко ступая, прислушиваясь, всматриваясь в пляшущие тени от кустов и деревьев.

В доме она первым делом занавесила окна, потом присела к столу и с величайшим облегчением освободила покалеченную ногу от тяжелой и неудобной конструкции из двух протезов.

Отдышавшись, придвинула поближе лампу, вырвала из тетрадки чистый лист, вооружилась карандашом и принялась писать…

Глава девятнадцатая

Москва

сентябрь 1945 года

Это была самая важная ночь в его жизни. Ян представлял ее в красках и подробностях с весны 1942 года, когда судьба забросила его на холодную вершину одной из Крымских гор – в лагерь партизанского отряда. Хорошая память прекрасно сохранила ощущение полной безысходности и запах смерти, бродившей тогда вокруг лагеря. Накрывшись с головой тонкой шинелью, он лежал в палатке на ветках молодой ели и под завывания ветра строил планы и мечтал.

Именно тогда в его несуразной голове родился дерзкий план: во что бы то ни стало вернуться