всех выловили из воды и доставили на ближайший корабль. То есть, на «Валориус». [1]

— Где этот, мать его за ногу через коромысло, Голицын? — заорал, оказавшись на палубе. — Я этому гребаному экспериментатору сейчас задницу-то развальцую! Нашел время, в бога душу мать и царицу небесную с поворотом!

— Не видно, — хмуро отозвался Юшков. — Может, на другой шлюпке?

— Слава Богу, мы живы, — простонал совершенно обессилевший Мофет.

— Хорошо хоть пленников убрали, — сплюнул я, сообразив, что расправа откладывается. — А то бы позора не обобрались. Это же надо, чуть в гавани не утонуть.

— Боюсь, в этом нам не повезло, — хмыкнул флаг-капитан, показывая на рыжеусого английского офицера, с интересом поглядывающего на нас.

— Возьмите, сэр, — неожиданно предложил тот и протянул нам свою фляжку. — Вода сегодня довольно холодная!

Внутри оказался обжигающе крепкий ром, который я с удовольствием отхлебнул. Внутри сразу же потеплело.

— Благодарю, мистер…

— Лейтенант-коммандер Кэррингтон! К вашим услугам…

— Великий князь Константин Николаевич.

— О! Знакомство с вами большая честь!

— Вы командовали «Валориусом»?

— После гибели пост-кэптена Бакла!

— Вы храбро сражались.

— Боюсь, что нет, сэр, — с неожиданной твердостью ответил офицер. — Иначе эта встреча просто не состоялась бы. В нашей команде было слишком много новичков, умеющих только дуть пиво в портовых пабах, да тискать шлюх. Когда ваши артиллеристы начали гвоздить наш бедный фрегат, они стали паниковать, а после того, как разбили колесо, превратились в стадо. Ей богу, жаль, что вы не потопили нас. Никто не стал бы горевать о столь никчемных созданиях!

— Вы слишком строги к себе. Я буду иметь честь писать лорду Нейпиру об этом, но при одном условии… Если вы пообещаете никому не рассказывать о случившемся со мной и моими офицерами конфузе. Не хочется оказаться посмешищем в день триумфа…

— Слово джентльмена! — тут же поклялся британец, но по его хитрой роже было видно, что врет.

— Черт с вами! Окажите мне еще одну любезность, покажите, как тут у вас все устроено.

Экскурсия не затянулась. Корабль новый, одногодок с моим «Рюриком», крепкий и хорошо построенный. Содержался, по крайней мере до боя, в образцовом порядке. Ремонт разбитого колеса много времени не займет, так что у нас на одну боевую единицу больше, а у англичан, соответственно, меньше! В общем, все было хорошо, за исключением одной малости…

— Что случилось? — подозрительно спросил я у толпившихся с угрюмым видом штабных. — И где, черт возьми, Голицын?

— Князь погиб, — с пасмурным видом ответил Юшков.

— Что⁈

— Матросы говорят, его ударило бортом по голове.

Весть была поистине печальной. Женька Голицын — блестящий гвардеец и звезда балов, ко всему прочему отлично разбирался в штурманском деле и даже написал «Руководство по практической навигации и мореходной астрономии». А еще единственный сын в семье и хороший товарищ…

— Боже, какая нелепая смерть!

— Надо доложить государю…

— Я сам. А пока возьми перо и бумагу…

— Прошу прощения, но все мои принадлежности намокли и никуда не годятся…

— Тогда запоминай! Командиром захваченного у неприятеля фрегата назначается лейтенант Кострицын, с записью в формуляр — за отличие!

— Ваше императорское высочество…

— Что еще?

— Молод он. Да и чином не вышел…

— Первое скоро пройдет, да и второе поправимо. Особенно после сегодняшнего дела.

Забегая вперед, могу сказать, что на всех участников боя пролился дождь наград. Все отличившиеся получили ордена, а некоторые, как например все тот же Кострицын, и производство в следующий чин. Не забыли и матросов. На все корабли было послано по пять знаков отличия военного ордена, которые они по обычаю разделили между собой жребием. А еще выпустили медаль на георгиевской ленте — серебряную для господ офицеров и бронзовую для нижних чинов. На аверсе — императорский вензель, а на реверсе надпись «За бой у Красной Горки 14 мая 1854 года». Ей наградили всех участников.

Но это было потом. А сначала государь вызвал меня к себе в кабинет и орал как на последнего мальчишку.

— Рано тебе флотом командовать! Молоко еще на губах не обсохло! Отправлю на берег в ластовый экипаж — будешь знать! [2]

— Ваше величество…

— Я уж тридцать лет как «ваше величество»! И не припомню такого позора, чтобы два адмирала прямо в гавани едва не потонули!

— Делайте со мной что угодно, но умоляю, не оставьте своей милостью людей, одержавших столь нужную сейчас победу!

— А то я без тебя не знаю! — буркнул начавший успокаиваться отец. — Не беспокойся, за Богом молитва, а за царем служба не пропадают. И ты тоже без награды не останешься. Все же, как ни крути, а с этими канонерками — твоя затея! Но будет и наказание… что улыбаешься?

— Никак нет!

— Так вот, герой. Отправляйся к князю Александру Федоровичу и расскажи ему лично, как сын погиб. Утешь старика…

— Ваше величество…

— Делай, как говорю! — рявкнул император, после чего добавил уже спокойным голосом. — Но сначала к матери зайди. Она чуть с ума не сошла, когда узнала…

— Ну как? — встретили меня братья.

— Тяжко! — честно признался я. — Думал, и впрямь с флота выгонит.

— Ничего! — беспечно отмахнулся Николай. — Победителей не судят, а ты сегодня на коне! Слушай, возьми меня к себе, а? Нет, правда! Не могу я больше без дела сидеть!

— Тише! — опасливо посмотрел на дверь отцовского кабинета цесаревич. — Отец услышит, никому мало не покажется!

— Сашка дело говорит, — согласился с ним рассудительный Михаил. — Сейчас он ни за что не позволит…

— Не торопитесь. Война не завтра кончится, хватит и на вашу долю.

— Ты думаешь?

— Знаю! А сейчас мне пора. Нужно maman навестить, потом к Голицыным зайти, соболезнования выразить, домой заскочить и возвращаться в Кронштадт.

— Погоди-ка, — изумился брат. — Ты хочешь одним днем обернуться?

— Одним вечером.

— Нет-нет, это решительно невозможно! На сегодняшний вечер ты занят. Для начала пойдем в театр, надобно показать тебя публике. Затем…

— Ты говоришь так, будто я прима-балерина.

— Господи Боже, в Большом театре примадонн обоего пола столько, что хоть улицы ими мости. А великий князь, лично участвовавший в захвате вражеского судна, только один!

— Но меня там и