Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лука покачал головой, сожалея, что им придется все бросать и уезжать именно тогда, когда они стоят на пороге открытия.
– Как бы мне хотелось, чтобы вы могли рассказать мне все, что знаете, – посетовал он.
– Тогда мы в равном положении, потому что мне хотелось бы, чтобы это ты мог рассказать нам то, что ты знаешь, потому что, по-моему, ты бы мог стать великим адептом, – мягко откликнулся алхимик. – Смертный ты или подменыш, но у тебя есть третий глаз.
– Что? – вопросил Фрейзе. – Что, по-твоему, у него есть?
Драго Накари приложил указательный палец к центру своего лба, между бровями, а потом указал на лоб Луки. Лука вздрогнул, словно от прикосновения.
– Третий глаз, – повторил Драго. – Взгляд, который видит невидимое. По-моему, в тебе действительно течет кровь волшебницы: ты подменыш.
– Нам пора! – объявил Фрейзе, испугавшись таких слов в адрес своего друга. Он встал на ноги, взял руку Джасинты и поцеловал ее.
– Мы постараемся не дать брату Пьетро донести на вас прямо сейчас. Но не тяните с отъездом: собирайтесь и отправляйтесь немедленно, ради вашей собственной безопасности.
Она поймала его руку и прижалась к ней щекой в мимолетной ласке.
– Спасибо тебе, – сказала она. – Я буду помнить тебя, как самое хорошее в этом необычайном городе. Чище самого чистого золота, лучшее, что может быть на свете.
Он покраснел, как мальчишка, повернулся к алхимику и неловко кивнул.
– Извини, – сказал он, – что влезли в твой дом. Работа, ты ведь понимаешь.
Драго Накари ответно кивнул.
– Извините, – отозвался он, – за фальшивые монеты. Работа, вы ведь понимаете.
Лука прошел к двери и поклонился им обоим.
– Желаю вам всего самого хорошего, – попрощался он. – Мы не станем докладывать о вас до завтрашнего рассвета. У вас будет время, чтобы уехать.
Девушка догнала их и сунула свою изящную руку Фрейзе в карман.
– Что это? – спросил он, задержавшись.
– Твоя монетка, – тихо ответила она. – Я же обещала ее тебе вернуть. Она такая же настоящая, как ты. – Она чуть подняла голову, а Фрейзе наклонился и поцеловал ее теплые губы. – Пусть удача будет с тобой, – пожелала она. – Благословен будь.
Она вернулась и встала рядом с Драго Накари возле рабочего стола, в вонючей лаборатории среди бурлящих устройств.
Фрейзе обернулся, чтобы бросить на нее последний взгляд, и подумал, что они похожи на потерянную пару, идущую ко дну в маленькой лодке, погубленные собственной решимостью. А потом он догнал Ишрак и Луку, и они безмолвно вышли на улицу, закрыв за собой дверь.
* * *
Гондола неспешно плыла по узким каналам, где волны лизали каменные набережные.
– Высадите меня здесь! – внезапно потребовал Лука. – Хочу посмотреть, нет ли на Риальто отца Пьетро.
– Мы тебя подождем, – решила Ишрак.
Гондола высадила Луку у ступеней набережной, и он легко взбежал наверх и перешел через площадь, направившись туда, где отец Пьетро сидел на своем привычном месте, за маленьким столиком с развернутым трагическим списком имен.
– Отец Пьетро, у вас есть новости?
Священник вскочил на ноги и шагнул к Луке, протягивая ему руки.
– Слава богу! – ответил он. – Хвала небесам, у меня есть новости. Мой посланец видел Байида и смог вернуться ко мне на самом быстром корабле с отличнейшими новостями.
– Мой отец? Гвиллиам Веро?
– Он нашелся. Он нашелся, сын мой!
Лука будто окунулся в темноту, и голова его закружилась. Как в тумане он почувствовал, что священник хватает его за локоть, треплет по щеке.
– Лука! Лука Веро!
– Все в порядке, – прохрипел Лука. – Я ничего не слышал. Не могу поверить услышанному! Мой отец жив? И мы сможем его выкупить?
Священник радостно улыбнулся.
– Не знал, что у тебя есть высокопоставленные друзья. Ты должен был сказать мне, что у тебя влиятельный друг.
– Нет, – промямлил Лука. – У меня нет влиятельных друзей. Я вообще почти их не имею. До этой минуты я был всего лишь сиротой. Не понимаю, о чем вы говорите.
– Очень влиятельный человек уже отправил Байиду послание, спрашивая, нет ли у него на борту Гвиллиама Веро, и говоря, что он должен отпустить его к его сыну Луке, если тот попросит. Знаешь, кто это сделал?
Лука начал было качать головой.
– Я не знаю никого, кроме… того человека, что рассказал мне про вас. Он назвался Раду-беем.
Отец Пьетро весело рассмеялся:
– Потому что это и есть его имя. И оно в большом почете среди неверных. Если ты заручился его дружбой, то к тебе благосклонен один из величайших людей Оттоманской империи.
– Я понятия не имел… Я встретил его всего один раз. Я спросил про моего отца, и один из его рабов сказал, что он видел его у Байида. Я понятия не имел, что он вообще обо мне вспомнит. Он не проявил интереса ни ко мне, ни к моему отцу: казалось, ему до нас не было дела. И он – смертельный враг моего господина.
– Ну, так ты ошибался. Он тебе не враг. Он проявил интерес, и очень активный. Байид был готов к твоей просьбе, он отнесся к ней, как к просьбе самого султана Мехмета Второго, и отправил мне свой ответ.
Священник показал Луке обрывок бумаги с каракулями, выведенными черной тушью, и с небрежно оттиснутой печатью.
«Гвиллиам Веро, галерный раб
Пять английских ноблей»
Отец Пьетро чуть нахмурился:
– Он оставил цену в пять ноблей, хотя их стоимость увеличилась – и продолжает расти. Сейчас это обойдется тебе в двенадцать дукатов. На прошлой неделе их было бы всего десять.
– Ничего страшного, – сказал Лука, все еще не придя в себя от такой новости. – У меня есть средства, есть нобли. – Он тряхнул головой. – Я ошарашен. Не могу опомниться. – Он глубоко вздохнул. – Что мы теперь делаем? Мне надо ехать за ним?
Отец Пьетро покачал головой.
– Нет, что ты. Ты даешь мне деньги, а я отправляю их Байиду с моим посланцем. Он отправится сегодня же, передаст деньги и получит раба – твоего отца. Он отвезет его на постоялый двор, где его вымоют, и накормят, и переоденут в чистое. Я убедился в том, что всем мужчинам нужна небольшая передышка, чтобы вернуться к жизни. – Он улыбнулся. – Это ведь потрясение, знаешь ли: камень отваливается от двери гроба. Человеку нужно какое-то время, чтобы вернуться к жизни. Ему надо понять, что случилось за прошедшие годы, приготовиться к миру, который он оставил так давно. Сколько времени твой отец отсутствовал?
– Четыре года, – ответил Лука. – Вот почему я хотел бы поехать за ним сам, немедленно.