– Тебе осталось ждать совсем недолго, сын мой. Мой посланник привезет тебе твоего отца.

– Сколько мне ждать? – нетерпеливо вопросил Лука.

– Если ты отдашь мне деньги, мой представитель сможет отплыть в Триест и оказаться там к завтрашнему вечеру или, в худшем случае, послезавтра. Потом день, чтобы его выкупить, накормить и одеть, а потом два дня пути домой. – Священник отсчитывал бусины четок, словно костяшки абака. – Скажем, на все пять дней. Недели не пройдет, как ты увидишь отца.

– Я принесу деньги сейчас же! – пообещал Лука, забыв и думать про алхимиков. – У меня здесь гондола. Я заберу деньги дома и вернусь к вам.

– Успей до заката. Я буду здесь до сумерек.

– Сейчас же! Сейчас же!

Отец Пьетро кивнул.

– Еще мгновение, сын мой, – мягко сказал он. – Я тебя благословлю.

Лука смирил свое нетерпение и упал на колени.

Священник очень ласково положил ладонь на склоненную голову юноши.

– In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti.

– Аминь! – с жаром отозвался Лука.

Задержавшему ладонь на теплой голове Луки священнику показалось, будто он ощущает несущиеся у него под рукой мысли.

– Приготовься, – мягко сказал он. – Ты обнаружишь, что он сильно изменился.

Лука поднялся на ноги.

– Я буду любить его и почитать, каким бы он ни был, – пообещал он.

Священник кивнул.

– Он перенес зверскую жестокость, которая оставила на нем шрамы – видимые, как рубцы на спине и клеймо на лице, и, возможно, невидимые. Ты должен быть готов к тому, что он стал другим.

– Но я ведь тоже изменился, – объяснил Лука. – В последний раз он видел меня мальчишкой – послушником, который надеялся стать священником. Теперь я мужчина. Я любил женщину, я хранил любовь к ней в тайне, я повидал ужасные вещи – и смотрел на них и выносил суждение. Я в мире и от мира. Мы оба увидим друг в друге значительные изменения. Но я не переставал его любить – и знаю, что и он не переставал любить меня.

Священник кивнул.

– Да будет так, – негромко сказал он. – А я буду молиться, чтобы любовь отца к сыну и любовь к Богу помогли вам обоим при вашей встрече.

– Где я с ним встречусь? – захотел узнать Лука.

– Приходи сюда ко мне, на Риальто, после обедни, через четыре дня – за новостями, а потом можешь приходить каждый день, пока он не приплывет сюда, – ответил отец Пьетро.

– Я буду здесь, – пообещал Лука, – через четыре дня.

Так и не опомнившись, он ушел с оживленного моста и добрался до ожидающей его гондолы. Ишрак и Фрейзе встретили его вопросами, но он покачал головой.

– Мой отец нашелся, – только и сказал он. – Я отправлю деньги. Он приедет сюда, ко мне.

Дома брат Пьетро встретил их прямо на ступеньках причала.

– Не понимаю, что происходит! – пожаловался он. – Сюда явилась та женщина, и у них с Изольдой произошла какая-то ссора, ужасная драка, а теперь Изольда заперлась у себя в комнате, отказывается выходить и говорить со мной, и заявляет, что больше никогда в жизни не станет разговаривать с Лукой. – Он повернулся к Луке. – Что ты сделал?

Волна краски, стремительно поднявшаяся от его белого воротника до черной шляпы, выдала его.

– Ничего, – ответил он, виновато посмотрев на Ишрак. – Я ничего не делал.

Ишрак сошла с гондолы и поднялась по лестнице мимо мужского этажа на женский, в большую гостиную, где блики от воды играли на потолке. Там она постучала к Изольде в дверь. Обернувшись, она увидела, что Лука последовал за ней. Он сминал в руках шляпу, а его юное лицо было глубоко несчастным.

– Изольда! – позвала она. – Ты здесь?

– Да, – донесся изнутри приглушенный отрывистый ответ.

– Что случилось?

– Эта женщина сюда явилась, и я ее ударила, а она расцарапала мне лицо. Она драла мне волосы, а я драла волосы ей – мы были как две базарные торговки. Я вела себя не лучше ее. Я была как ревнивая… путана. Я унизила себя!

– Почему?

Ишрак с трудом подавила смех.

– Потому что она сказала… сказала…

У Изольды вырвалось рыдание.

– Ох! – Ишрак тут же преисполнилась сочувствия. – Не плачь. Не важно, что она говорила.

– Нет, важно! Она сказала, что Лука назначил ей свидание, так что она поэтому приплыла прошлой ночью к нашему дому, что он собирался лечь с ней в саду. Они договорились о встрече. Он ее хочет. И она приказала этой ночью впустить ее в дом. Она говорит, что он ее желает. Она говорит, что заставит его ее желать. Говорит, что заставит его сходить с ума от нее, что он станет ее игрушкой.

– Не было такого! – воскликнул Лука не слишком убедительно. Он шагнул к двери и прижался к ней лбом, словно почувствовав прикосновение прохладных рук Изольды. – Я ее не приглашал, – сказал он. – Вовсе нет! Или, вернее, не совсем.

– Ты тоже тут? – воскликнула Изольда по другую сторону двери.

Дерево заглушало ее голос, словно она прижималась губами к двери, чтобы оказаться как можно ближе к нему.

– Я здесь, здесь.

– Зачем? Зачем ты здесь?

– Потому что мне невыносима мысль о том, что ты расстроена. И к тому же из-за меня. Я же на все готов, лишь бы сделать тебя счастливой. Я бы все, что имею, отдал, лишь бы ты не огорчалась. Для меня существует только одна женщина. Я никогда другой женщины не полюблю.

– Она сказала, что ты готов в нее влюбиться.

– Она лгала.

– Она сказала, что может заставить тебя в нее влюбиться.

– Не может. Клянусь, не может.

– Она сказала, что ты согласился переспать с ней после приема, что вы договорились встретиться.

– Я и правда согласился, – пролепетал он. – Я сглупил, а она сказала… Не важно. Но там, в саду, я подумал, что это не она, а другая… Изольда… Я не знаю, что случилось. Я думал… Надеялся… Я был уверен, что это…

– Лука, по-моему, она плохая женщина, гадкая женщина.

– Изольда, я мужчина. Я испытал желание, я трогал, целовал… Но было темно, я не знал… Я все это время думал, что… Я не знал, что это она. Я был полупьян, я думал о…

– Ничего не говори. Не думай. Не говори, о чем ты думал. Ты никогда не скажешь о том, что думал. Никогда не скажешь, с кем, по-твоему, ты был.

– Я ничего не скажу! – поклялся он, приложив обе ладони к двери, прижимаясь к ней лбом.

Он шептал так тихо, что его слышала только она.

– Никто никогда не скажет, кто именно вошел в сад прошлой ночью, – негромко сказала ему Ишрак.

Повернувшись, Лука поймал взгляд ее темных глаз. Он ахнул от внезапно пришедшей ему в голову мысли – мощной, словно прилив желания.