— Вы не поверите, Андрей Николаевич, — всплеснул руками Нарсежак, — за притолокой в уборной! Там доска чуть шаталась. Мы, когда первый раз осматривали, стукнули, а не пошевелили. Стук-то у дерева глухой вышел, потому как сверток еще в ветошь завернут был!

— Ловок, зараза!.. Гляди-ка, Федор, а ведь это план Зимнего дворца, аккурат второго этажа!

— Ага! Значит, не подвело меня чутье-то?

— Ну и везунчик же ты!..

— А и патроны с обоймой, небось, от того самого пистолета?

— Проверим… Но самое важное, Федор, — письма!

— И что они доказывают?

— Что наш опальный морячок имеет прямые сношения не только с кадетами — чтоб им! — но и с господами масонами. — Голицын облегченно выдохнул и улыбнулся Нарсежаку. — Полная виктория!

— Да нет, неполная, — покачал головой агент. — Ну, доказали мы, что Ходорковский этот — кадет, или даже масон. Что с того?.. А вот почему он в Бориса Леонидовича стрелял — все равно непонятно.

— М-да, ты прав, — снова посмурнел Андрей. — Объяснение вижу до сих пор только одно: этим терактом заговорщики хотели нагнать страху на государя и на нас. Дескать, трепещите, до всех до вас доберемся, и где угодно!..

— Похоже на правду…

— Но все же давай-ка вызовем нашего стрелка, да предъявим коробочку и посмотрим, как он себя поведет!..

К некоторому разочарованию «совят», каперанг не стал ничего отрицать. Едва увидев коробку и ее содержимое, он лишь усмехнулся и потер небритую щеку.

— Надо же, нашли… Что ж, ваша взяла. Признаю: мои вещи. И патроны для моего пистолета.

— Так зачем вы стреляли в подполковника Вяземского? Кто вам приказал? — жестко спросил Голицын.

— А с чего вы взяли, что я стрелял в какого-то подполковника?! — натурально удивился Ходорковский. — Я желал убить графа Витте, этого лжеца, обманщика и предателя!

— Ого, — не сдержался Нарсежак, — вот так кульбит!..

— Да какой там кульбит?! — рявкнул Андрей. — Я своими глазами видел, как ты, скотина, выцеливал князя Вяземского! Говори, кто тебе приказал?

— Вы не имеете права мне тыкать, капитан! — гордо выпрямился арестант. — Я старше вас по званию…

— Вы разжалованы, Ходорковский. Вы теперь — никто! — ледяным тоном осадил его Голицын. — А если, не дай бог, князь умрет, станете убийцей. И тогда вам одна дорога — на виселицу!

— Да хоть бы и так! Все одним цепным псом меньше! — выкрикнул, побледнев, тот и отшатнулся от внезапно нависшего над ним капитана.

Слишком много накопилось ярости, слишком долго ее удерживал Голицын, рано или поздно его тренированное хладнокровие должно было дать осечку…

— Андрей Николаевич! — предостерегающе окликнул Нарсежак, увидев сжатые кулаки командира. — Ей-богу, не стоит он того…

Голицын еще секунду-две помедлил, потом резко, со свистом выдохнул сквозь сжатые зубы и отвернулся от арестованного. Коротко бросил:

— Увести!

Когда вызванный Нарсежаком конвой вывел Ходорковского за дверь, Андрей повернулся к агенту и сказал:

— А ведь дрянь дело, Федор! Одни мы эту помойку не раскопаем. Придется просить помощи…

— У кого?

— На самом верху, Федор… Поеду-ка я в больницу, авось Борис Леонидович в сознании окажется, совет даст?.. А ты пока вот что, собери всю прессу за неделю, где что-нибудь про наш инцидент писали.

— Зачем?

— Подполковник всегда говорил: если мозги не соображают, значит, им не хватает пищи. Вот мы их и подпитаем. Надо просеять газетную болтовню, глядишь, чего полезное найдем. Репортеры, известно, пронырливые ребята.

— Сделаем, Андрей Николаевич!..

* * *

Однако следующий день вновь принес противоречивые результаты. И сказать, чего больше — хорошего или плохого, — не взялась бы и цыганская гадалка.

В больнице Голицыну повезло. Подполковник действительно очнулся. Правда, дежурный врач хирургического покоя, худой, длинный и бледный, больше похожий на доходягу-чахоточника, чем на костоправа, наотрез отказался пустить капитана в палату Не помогло даже удостоверение Службы.

— Князь еще очень слаб! Приходите через пару дней!..

— Да мне всего на пять минут…

— Нет! Даже на одну нельзя!..

Андрей плюнул и отправился искать главного врача. Им был знаменитый ученый медик, лейб-хирург Евгений Васильевич Павлов. Голицын познакомился с ним в 1904 году, когда Павлов взялся оперировать отца Андрея, Николая Сергеевича, полковника артиллерии, получившего сложное осколочное ранение в бою на Квантунском плацдарме. К сожалению, операция запоздала. И хотя Павлов вынул осколок из бедра полковника, но начавшаяся гангрена кости свела Николая Сергеевича в могилу. И все же Голицын остался благодарен хирургу, справедливо посчитав, что тот подарил отцу лишних два месяца жизни.

Капитан нашел хирурга в приемном покое горячо спорящим о чем-то с молодым коллегой.

— А я вам говорю, милейший Артем Филимонович, что вы ошибаетесь! Сей случай — не операбелен. Инфекция уже затронула брыжейку.

— Евгений Васильевич, если ничего не предпринять, он умрет в течение суток!..

— Он у вас на столе умрет еще скорее!.. А вместо того, чтобы спорить, вы бы лучше телефонировали в клинику профессора Бадмаева.

— Никогда! Я не стану обращаться к этому… шарлатану!

Молодой врач в сердцах сдернул с головы медицинскую шапочку, скомкал ее в кулаке. Павлов внимательно посмотрел на него поверх очков и покачал головой:

— Не ожидал от вас, Артем Филимонович, не ожидал…

— Чего? — с вызовом поинтересовался тот, вздергивая подбородок. — Уж не думаете ли вы, уважаемый Евгений Васильевич, что я поверю во всю ту чушь, что рассказывает этот… потомок Чингисхана о лечебных свойствах талого снега и дыма полынных палочек?

— Во-первых, Петр Александрович не монгол, а бурят, — сухо и сердито заговорил Павлов. — Во-вторых, процент выздоровевших пациентов в его клинике намного превосходит все прочие больницы Петербурга. В-третьих, использование нетрадиционных методов диагностики и лечения расширяет возможности клинической медицины неимоверно и, в конечном счете, увеличивает шансы наших пациентов на выздоровление!

С этими словами профессор повернулся и стремительно шагнул к выходу из приемного покоя, но тут же наткнулся на замершего в ожидании Голицына.

— Доброе утро, Евгений Васильевич, — смущенно пробормотал Андрей, став невольным свидетелем некрасивой сцены.

— A-а, господин Голицын! — посветлел лицом Павлов. — Вы ко мне? Что-то случилось?

— Да… То есть мне совершенно необходимо повидать господина подполковника, а дежурный врач отказал в посещении.