Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Доброе утро, Василий Андреевич.
— Доброе, доброе… — рассеянно откликнулся Василий и вошел в агентство. Контора как контора: роскошная приемная, обширные офисы с новейшей аппаратурой, оживление, координированная суета клерков. Одна особенность, не так уж и бросавшаяся в глаза — почти полное отсутствие женского персонала. Только в предбаннике перед кабинетом молодая сдержанная секретарша, которая, увидев вошедшего Василия, сообщила:
— Я предупредила всех. Вызывать, Василий Андреевич?
— Сначала Игоря. — Поправился: — Игоря Сергеевича.
— Минуточку, — она нажала на кнопку: — Игорь Сергеевич, вас ждет Василий Андреевич.
Игорь Сергеевич попытался догадаться:
— Насчет Сырцова, Вася?
— Сырцов подождет.
— Он, к сожалению, не желает ждать.
— Тогда мы подождем, — решил Василий. — У нас форс— мажор, Игорек. Тебе предстоит экспедиция.
— Когда и куда?
— Об этом узнаешь через пять часов. А пока готовь свою команду.
— Но именно для подготовки мне необходимо знать: когда и куда.
— Через пять часов, когда вы будете уже в пути. Я боюсь утечек, Игорь.
— Ты уже и мне не доверяешь?
— Я не доверяю обстоятельствам, при которых придется проводить операцию. Впервые в нашей акции мы обнаружим себя как реальная сила.
— А нам это надо?
— Делу надо, Игорек. Это не должно быть незаметной ликвидацией. Это должно быть понятным и прочувствованным всеми громким актом возмездия.
— Мудрено, но я понял главное: мы засветимся.
— Рано или поздно это все равно произойдет. — Василий глянул на Игоря и добавил раздумчиво: — Момент истины. Настало время проверки нашей организации на прочность.
— В общем, я получил ответ на оба своих вопроса, — без энтузиазма понял Игорь. — Через пять часов. Это когда. А как — тоже понятно: дерзкая демонстрация.
* * *
От храма Христа Спасителя прошлись пешком. Во двор тщательно охраняемого жилого дома-новостроя вошли беспрепятственно. Охранники при виде них вытягивались в струну. Пересекли двор, идя к нужному подъезду.
— Хорошо ты их вымуштровал, — заметил Егорыч.
— Я им хорошо плачу. В этом комплексе живут те, присмотр за которыми может в любой момент дать поразительные результаты.
— Не жалеешь ты моих денег, Глебушка.
— На таких волков не жалко, Алексей Егорыч. Они без тылов. Я их легализовал, и им ничего не остается, как только выполнять наши приказы.
— Твои приказы, — поправил Егорыч.
Они вошли в подъезд. Еще один охранник вскочил из-за конторки и вытянулся. Из лифта выбрались на последнем пятом этаже. Егорыч позвонил в нужную дверь. Открыл молодой человек в спортивном костюме.
— Мы к Витольду, — сообщил Глеб.
— Виталий Евгеньевич, к вам пришли! — крикнул в глубь квартиры молодой человек.
И вот он, сладкая мечта девиц-тинейджеров: легкий, обаятельно-неотразимый знаменитый сингер Витольд. В алой рубашке и безукоризненных голубых брюках. Увидел сладкую парочку, не удивился, но и не особо обрадовался.
— Алексей Егорович! Глеб Станиславович! Чем могу служить?
— На вечерний кофеек к тебе завернули, — сказал Егорыч. — Сообразишь нам кофеек, Витя?
— Прошу, — Витольд вытянул руку, указывая, куда идти гостям. Ласково и настойчиво глядя в глаза молодому человеку, распорядился: — Ваня, и в службу, и в дружбу, приготовь кофе и — к нам в гостиную. Обслужи нас по первому разряду, будь так добр.
В гостиной Егорыч и Глеб устроились на полуциркульном низком кожаном диване, через журнальный стол от них уселся в кресло Витольд. И сразу в беседу, как в омут:
— Кофеек кофейком — это само собой. Но зачем-то вы пришли?
— Не зачем, а почему, — тяжело сказал Егорыч. — Потому что ментура уложила двенадцать лучших наших исполнителей.
— Искренние мои соболезнования. Но не вижу связи этого, так сказать, драматического события с вашим визитом ко мне.
— А я вижу, очень хорошо вижу, — не согласился Егорыч. — Тебя Лапин давно завербовал?
— Не понимаю, о чем вы?
— На наркоте прихватил? — продолжал задавать вопросы Егорыч. И тут прикатил тележку с кофейником и чашками молодой человек Ваня. Витольд пристально посмотрел на него и обернулся к гостям:
— Вы не будете возражать, если мой телохранитель поприсутствует при нашей беседе?
— Не будем, — милостиво согласился Егорыч.
— Присаживайся, Ваня, — приказал Витольд, переставляя кофейник и чашки на журнальный столик. Ваня скромно присел на краешек полукруглого дивана.
— Он не Ваня. Он Ванилин, — сказал молчавший до этого Глеб. — Кстати, откуда у тебя такое необычное кондитерское погоняло?
— Не Ванилин, а Ванялин, — улыбаясь, ответствовал Ваня-Ванялин. — От имени и фамилии. Моя фамилия Линьков. Вот и получается Ванялин.
— Ты уже до конца жизни не Линьков. И советую тебе помнить только последнюю свою фамилию. — Глеб перевел взгляд на Витольда. — Он не ваш телохранитель, Витольд, он мой человек. — И Егорычу: — Так на чем мы остановились?
— Кого ты еще сдал Лапину? — спросил Егорыч.
Витольд помолчал, поглядел поочередно на всех троих. Трое убийц перед ним.
— Зачем спрашивать? Посчитай, сколько твоей мрази за решеткой, и не ошибешься. — И Ванялину: — Ты, что ли, наперсник мой задушевный, мочить меня должен?
— А это уж какой расклад выйдет, — весело ответил Ваня-Ванялин.
— Жалко, что до тебя не успел добраться, вурдалак. — Это Егорычу. И Глебу: — И до тебя, интеллектуальная вонючка. Вы не должны жить среди людей.
— Красиво говорит! — поделился с Глебом Егорыч.
— Артист, — согласился тот. — Можешь продолжить свой монолог. У нас еще есть время, с удовольствием тебя послушаем.
— Грязные и подлые подонки. Сволота. Нелюди, — только и сказал Витольд.
— Засохни, фраер! — не выдержал Ванялин.
Вот этого Витольд выдержать не мог. Пружинисто вскочил, за грудки рванул Ванялина на себя, попытался ударить в челюсть с левой. Но не успел. Телохранитель профессионально ткнул его жесткой ладонью в солнечное сплетение. Витольд потерял дыхание, согнулся крючком. Ванялин прицелился, чтобы врезать своему работодателю по-настоящему, но был остановлен Егорычем.
— Не прессуй! Он должен быть без синяков.
Ванялин брезгливо кинул Витольда на диван. Вернулось наконец дыхание. Витольд разогнулся, поднял голову и увидел еще четверых, стоявших у подвижной двери-стены гостиной. Увидел и сказал им всем:
— Я вас не боюсь. И не буду стоять на коленях, молить о пощаде. Убивайте меня, скоты!
Егорыч, покряхтывая, встал из-за журнального столика.
— А зачем нам тебя убивать? Ты сам себя убьешь. Пошли отсюда, Глебушка.
* * *
Вдвоем они вышли со двора миллионерского дома и стали по Обыденскому пешком подниматься к Остоженке. Еле-еле, на самой малой скорости плелся за ними здоровенный «паккард».
Молчали. Вдруг Егорыч оживился:
— А не поужинать ли нам, Глеб? Здесь, на Остоженке, у грузин вполне прилично кормят.
— Выпить желаешь после трудов праведных, Чабан? — спросил Глеб.
— Да нет, просто проголодался.
И в «Генацвале» им был предоставлен