не погружался в чтения таких откровений, как те, что Павел поведал следователю по особо важным делам, титулярному советнику Четыркину, рассказывая о своих похождениях. Дрожало даже перо у коллежского регистратора Галиновского, записывающего показания Веремеева.

В лесу, в двух верстах от имения Надежды Павловны, члены шайки отстроили пять землянок. Вначале вырыли ямы, потом выложили их брёвнами, соорудили в два ряда накат на крыше. Казалось бы, дождь должен ручьями течь. Ан нет, сделано было толково и даже сверху трава росла. Можно было определить, что здесь проживают, только по дыму, когда топили печи. Обустроились члены шайки, словно хотели прожить здесь всю жизнь. Поддерживали порядок, если собирался мусор какой, то таскали подальше к оврагу и там закапывали. Создали эдакое поселение: четыре землянки для троек и одна для главаря. Деревенских девчонок и молодых женщин в лес никогда не водили, а пользовали их, когда устраивали налёты. Нечего им в лесу делать. Стойбище не для них. Не дай бог, приведёшь, а она потом сдаст этот подземный хуторок полицейским от ревностного или завистливого чувства.

На отдельной странице Михаил Александрович выписал три фамилии.

VIII

1

По виду Василия Евдокимовича стало заметно, что он устал от бесцельного, как ему показалось брожения и пустых разговоров. Тем более что отыскать незнакомца в пятнадцатитысячном городе ничуть не легче, чем найти звезду на залитом солнцем небе. Он мог и арендовать комнату у обывателей на несколько дней, и остановиться в гостинице.

Мечислав Николаевич пошёл по пути наименьшего сопротивления, как выражались в университете профессора, преподающие естествознание. Решил в первую очередь проверить проживающих ранее в гостиницах. В городе их оказалось немного — всего две. Одна с незамысловатым названием «Шавли» и вторая, недавно открытая, в которой ранее останавливался с подопечными и сам Кунцевич — «Метрополь».

В первой никто не запомнил ни высокого господина, ни человека в военной форме, а вот во второй удача улыбнулась сыскному агенту. Генрих Германович Штерн, так значилось в журнале, проживал во втором этаже в двенадцатом номере и по описанию весьма походил на таинственного друга младшего фон Линдсберга. Такой же высокий, худощавый, с болезненным тонким лицом и женственными чертами, правда, слегка огрубевшими. Ходил в статском платье с тростью и саквояжем. Номер занимал два дня, но оплатил за неделю. Быстро собрался и сразу же покинул город, посыльный привёз билет с вокзала.

Нашли и посыльного. Паренёк четырнадцати лет с веснушками по всему лицу смотрел голубыми глазами и глупо улыбался.

— Скажи, куда взят был билет для господина Штерна? — поинтересовался Мечислав Николаевич.

— Не могу знать, — на военный лад отвечал паренёк.

— Как так? — изумился Кунцевич. — Ты же ездил на вокзал?

— Так точно.

— И не знаешь, куда взят билет? Ты что, грамоте не научен?

— Почему? — обиженно засопел веснушчатый. — И читать, и писать умею.

— Так что ж забыл о том, в какой город тебя отрядил постоялец билет взять?

— Э-э-э, ваше благородие, — с хитринкой в голосе проговорил парнишка, — в том-то и дело, что господин Штерн отправил меня с запечатанным конвертом, и с запечатанным же я вернулся назад. Так что знать я не мог, а кассир тоже ничего не сказал. Всё молчком.

— Понятно, — повернулся Мечислав Николаевич к спутнику. — Придётся нам кассира искать.

— Зачем? — проговорил веснушчатый.

— Как зачем? Ты же поезда не знаешь?

— Вечером со станции только один отходит на Кошедары, но я слышал, когда конверт отдавал господину Штерну, он произнёс совсем тихо, но я услышал: теперь, сказал он, последний акт возмездия и он, говорит, должен завершиться в столице.

— Ты в точности запомнил его слова?

— Ваше благородие, — обиженный голос перерос в насмешливый, — пусть я читаю по слогам, но вот слышу я хорошо.

— В столицу, стало быть.

— Истинно так, ваше благородие.

— Ты видел, как он уехал?

— Ну да.

— Тогда поехали на вокзал, покажешь нам того кассира.

— Ваше…

— Знаешь, дорогой, по нашей должности есть такое правило: доверяй, но проверяй, иначе мы бы никогда ни одного преступления не смогли раскрыть. Неправда или недоговорённость, знаешь ли, тоже иной раз искренне звучат.

— Я с радостью, но… — парнишка махнул рукой. куда-то себе за спину.

— Василий Евдокимович…

— Сейчас исполним, — и помощник умчался предупредить гостиничное начальство, что парнишку, как важного свидетеля, придётся забрать на несколько часов.

2

Поезд из Пскова прибыл ранним утром, когда солнце ещё не показалось на горизонте. Свежий прохладный ветер дул с залива, принося с собой морские запахи. Вначале Михаил Александрович собрался ехать на Офицерскую, но почти сразу же спросил себя: зачем? И, взяв экипаж, направился вместо этого домой, на улицу Глинки, 3, где проживал с женою. Не стал будить сладко спящую Елену Витальевну, попросил кухарку принести ему чаю.

Сам же, пока чайник томился на плите, сел за стол, достал из кармана записную книжку и начал просматривать исписанные мелким почерком страницы. Фамилии, даты, опять фамилии, доказанные следствием совершённые шайкой разбойников преступления и на одной из страниц — большой жирный знак вопроса. Он напоминал, что Павел Львович более десяти лет тому сбежал, не доехав до места каторги, до сих пор не объявлялся. Хотя всю губернию не расспросишь, да и находиться он может в любом месте Российской Империи.

Михаил Александрович безо всякого удовольствия выпил чаю, съел кусок пирога с капустой. Посмотрел на часы, побарабанил в нетерпении пальцами по столу, предупредил кухарку, что к обеду непременно вернётся.

3

Мечислав Николаевич поднялся за полчаса до прибытия поезда в столицу, оделся, умылся, поднял сыскных надзирателей, статистами съездивших в дальнюю командировку. Вагон остановился у дебаркадера вокзала на минуту позже обозначенного в расписании времени — 6 часов 28 минут.

Кунцевич отпустил надзирателей по домам, приказав явиться к трём часам пополудни, сам же направился на Гороховую, 11, где арендовал квартиру.