— Ричард не смог закончить, потому что Джоанна расхохоталась:

— Филипп и я? Боже правый, эта мысль даже не приходила мне в голову!

Ричард с облегчением выдохнул.

— Рад слышать это, девчонка! Глядя, как он увивается вокруг тебя, я был наполовину уверен, что он сделает тебе предложение прямо не сходя с места. И так подумал не только я. Но если ты не интересуешься им, то зачем поощряешь его ухаживания?

— Я флиртую с ним, Ричард, а не приглашаю в свою постель! А как мне следовало поступить — публично унизить, отвергнув его авансы? Это было бы не только в высшей степени невежливо, но и глупо. Обижать короля — всегда не слишком мудро, а уж тем более, когда этот король считается союзником твоего брата.

Он удивлённо посмотрел на неё, поскольку немногие осмеливались разговаривать с ним так откровенно.

— Ты права, разумеется, — признал король. — Но поскольку Филипп бесит меня одним фактом своего существования, можешь себе представить, насколько порадовал меня вид того, как он трётся вокруг тебя словно влюблённый жеребёнок. Да я бы его к последней вьючной кобыле не подпустил, не то что к своей сестре!

— Рад, что ты ценишь меня выше, чем вьючную лошадь, — ответила молодая женщина, подражая шутливому тону брата, но не введённая им в заблуждение.

Её озаботило, что Ричард вынужден вступить в союз с человеком, которого презирает, это не сулило ничего доброго делу освобождения Святой земли. По тут ничего не поделаешь. Даже если Филипп на самом деле всерьёз увлёкся ею, в чём она сомневалась, это ничего не меняет. По словам Ричарда, их отец раз за разом спасал корону Филиппа в ранние годы правления оного, защищал от ошибок молодости и неопытности. И всё же француз без колебаний обратился против Генриха при первой представившейся возможности, подтолкнув его к ужасному концу в Шиноне. Человек, до такой степени лишённый благодарности, едва ли способен поддаться страсти.

— Не стоит волноваться, брат, — сказала Джоанна. — Филипп немного приподнял забрало сегодня, и я думаю, уже сожалеет об этом. Уверена, он быстро сообразил, что мои прелести не компенсируют несчастья заполучить тебя в качестве шурина.

Ричард заморгал, потом в свою очередь рассмеялся. Бог свидетель, перед ним настоящая дочь своей матери!

— Надеюсь, ты права. Неловко получилось бы, сделай он и впрямь тебе предложение. Спасая его честь, я скажу, что ты уже сговорена, а потом надо по-быстрому подыскать тебе мужа. Сойдёт любой, лишь бы дрыгался.

— Как приятно чувствовать, что ты принимаешь мои интересы так близко к сердцу, любезный братец, — сухо отозвалась Джоанна. — Но я бы предпочла, чтобы ты не так спешил выдать меня замуж. Я не знаю, что готовит для меня будущее. Но очень желаю выяснить.

— Я хотел бы обсудить это с тобой, Джоанна. У меня теплится надежда, что ты согласишься сопровождать меня в Утремер. Мне кажется, твоё присутствие ободрит Беренгарию.

Это была большая просьба, потому как жизнь не была лёг кой для женщин в Святой земле, даже для королев. Один путь туда подразумевал серьёзные испытания и опасности. И пугающее морское путешествие. Но Джоанна не колебалась, так как не могла отказать брату. Если бы не Ричард, у неё вовсе не было бы будущего. И её тронуло понимание Ричардом чувств Беренгарии — Джоанна не думала, что он способен на такое.

— Да, я согласна, — ответила она. — Я многим тебе обязана и рада возможности сделать что-то для тебя. Кроме того, это будет большое приключение!

— Это точно, — сказал король, радуясь, что Джоанна понимает это. — Воистину ты сестра, которой стоит гордиться. И кто знает, — он усмехнулся, — быть может, мы найдём тебе мужа в Святой земле!

— Думаешь, Саладину нужна ещё одна жена? — парировала она, и оба рассмеялись, потому как обрели друг в друге то, чего так не хватало членам Анжуйской династии — чувство семейной солидарности.

На следующий день Ричард перебрался на остров Фаро, завладел городом Баньяра и разместил Джоанну с её двором в Августинском приорате Св. Марии, придав в качестве защиты сильный отряд из рыцарей и пехотинцев. Вернувшись на следующее утро в Мессину, король захватил православный монастырь Св. Спасителя, расположенный на стратегически важной полосе земли у гавани. Без церемоний выдворив монахов, он разместил в обители склад осадных машин, припасы и лошадей. Такое самоуправство взбесило жителей Мессины, но одновременно и встревожило, поскольку, удерживая Баньяру и монастырь, Ричард установил контроль над проливом. Горожане гадали, каковы дальнейшие его намерения. Этим же был озабочен и Танкред.

ГЛАВА X

Мессина, Сицилия

Октябрь 1190 г.

Всё началось с пустяка — ссоры между одним из воинов Ричарда и торговки хлебом. Он обвинил женщину в обмане, она пришла в ярость, и её приятели и соседи, очень недовольные этим нашествием чужестранцев, здорово намяли солдату бока. Затем мессинцы закрыли перед англичанами городские ворота и отгородили внутреннюю гавань цепью от их кораблей. Взбешённые таким обращением с крестоносцами, англичане решили силой вломиться в город. Только появление Ричарда предотвратило бунт. Не без труда успокоив своих разъярённых воинов, он предложил французскому королю и сицилийским чиновникам собраться у него на следующее утро в надежде уладить неприятности дипломатическим путём.

Мессинцев представляли наместник Жордан Лапен, адмирал Маргарит, а также архиепископы Мессины, Монреале и Реджо. Французского монарха сопровождали герцог Бургундский, графы Неверский и Лувенский, Жофре Першский и епископы Шартра и Лангра. Свита Ричарда включала архиепископов Руанского и Ошского и епископов Байонны и Эвре. Но до начала переговоров английский государь отозвал французского короля в сторону для беседы с глазу на глаз.

— Нам не отплыть в Утремер, пока весной не вернутся попутные ветры, — сказал он. — Раз уж мы заперты здесь, нельзя допустить, чтобы эти дурацкие стычки продолжались. Будет очень правильно, если мы с тобой, Филипп, станем выступать заодно. Я хочу сказать, что рассчитываю на твою поддержку в переговорах.

— У моих людей нет никаких столкновений с мессинцами. До прибытия твоей армии раздоров с горожанами не было, поэтому вину за беспокойство я возлагаю на неё, а не на местное население.

— Сколько при тебе людей — меньше тысячи? Сомневаюсь, что французов приняли бы так радушно, будь их столько, сколько со мной англичан.

— А быть может, всё проще, Ричард? Допустим, что твои