Видно было, что ей живется не богато, но хорошо, что она если и борется, но не дает одолевать себя жизни, а сама одолевает жизнь и тратит силы в этой борьбе скупо. Голос у нее со старческой хрипотцой, но ходит она без клюшки и не горбится. Блещущий добротой взгляд озаряет ее лицо. Я в ней сразу распознал близкую мне по духу артистическую натуру.

Она бывшая балерина Татарского театра оперы и балета.

Мы поговорили о том о сем, а затем я ее не без живого интереса неожиданно спросил:

– Как вы оцениваете состояние современного балета?

Собеседница с удивлением вскинула на меня глаза.

– Мне здесь еще никто не задавал подобные вопросы. – По ее губам пробежала легкая улыбка, лицо оживилось, и она продолжила: – Недавно я смотрела по каналу культуры передачу об Игоре Моисееве. Запись двухтысячного года. Он говорит о том, что ему год от года работать с молодежью даже в плане дисциплины все труднее и труднее. Раньше к нему в труппу приходили девушки и парни из художественной самодеятельности до самозабвения преданные, влюбленные в искусство. В народном танце главное не техника, а душа, и эта аура влюбленности в корневое искусство передавалась зрителям. Теперь же душа, если она и сохранилась, то только отдельными отблесками, и это чувствует зритель. На первое место вышла техника, но и она подводит. Игорь Моисеев своих учеников спрашивает: «Почему вы плохо танцуете?» А ему они отвечают: «Мы танцуем так, как нам платят». А платят у нас за истинное искусство, сами знаете как. Да раньше бы ни у кого не повернулся язык нечто подобное сказать. Каждый был счастлив уже тем, что он прикоснулся к народному танцу, что он на сцене. То же самое происходит и в балете, и в опере, и в драматическом театре. Я часто вижу: бегают балерины по сцене, машут руками, прыгают, а глаза пустые.

– Врачи, кстати сказать, тоже говорят, что мы работаем так, как нам платят, – заметил я. – На первое место вышли деньги.

– Да. Теперь по центральным каналам не показывают серьезное искусство. Все заменила глупая, хорошо оплачиваемая, эстрада. Все для нетребовательного зрителя: хи-хи, да ха-ха. Грустно.

– Нечто подобное можно сказать и про наших студентов, – сказал я. – Год от года их интеллектуальный уровень становится все ниже и ниже. Мало кто из молодых людей смотрит канал «Культура», редко кто развивает в себе эстетическое чувство. Классику почти никто не читает.

– Учение – это чтение, еще Пушкин говорил.

Дверь в нашу комнатушку открывается, входит студентка и сразу становится словно светлее.

– Терапию сдать можно?

– Пожалуйста, проходите, присаживайтесь.

Студентка садится на стул всего лишь в метре от меня. Округлый овал лица, черные, живые умные глаза – они малость косят, но это красит ее – прямой нос, чувственные губы, вдумчивость и серьезность, смешанная с необыкновенно молодым, почти детским выражением лица.

– Ваша фамилия?

– Рахматуллина Роза, – студентка сделала паузу и добавила: – Марсовна. Билет номер семнадцать.

Я вношу фамилию, инициалы студентки и номер билета в экзаменационный лист.

Девушки, так же как и ребята, на шестом курсе считают себя вполне взрослыми, многие предпочитают распределиться по окончании вуза так, чтобы жить отдельно от родителей, но материально почти все зависят от них. Девушек на занятии я называю девочками, а некоторые молодые преподаватели обращаются к студентам по имени-отчеству.

– Отвечать можно? – спрашивает Роза, блестя красками молодости и живой веселостью глаз. Она открыто, даже с некоторым кокетством смотрит на меня, ибо знает, что она мне нравится.

Мысленно я уже настроился поставить ей на все вопросы по пять баллов. Посредственные студенты ведут себя совсем не так.

– Мы вас внимательно слушаем, – говорю я и переглядываюсь с Нелей Ирековной, которая доброжелательно и с интересом смотрит на девочку.

– Первый вопрос: определить наличие свободной жидкости в брюшной полости.

– Показывайте и поясняйте.

«Больная», понимая, что требуется от нее, сняла пижаму и легла на спину, нисколько не стесняясь своего худенького старческого тела. Студентка между тем подошла к раковине, чтобы помыть руки, но горячей воды не было.

– Почему-то у всех студентов пальчики холодные, – сказала Неля Ирековна, когда студентка дотронулась до нее.

– Волнуемся, при этом преобладает тонус симпатической нервной системы, происходит спазм периферических сосудов, – сказала Роза.

– А у вас руки умелые. Я по рукам могу, как преподаватель, поставить студенту оценку.

Студентка стала показывать, как следует определять наличие свободной жидкости в брюшной полости. Она толково комментировала свои действия, а я с интересом слушал и смотрел на нее, не задавая дополнительных вопросов. При этом в моей голове, как обычно в подобной ситуации, шевельнулась мысль: «Что ни говори, а в нашей профессии есть нечто привлекательное».

Роза обстоятельно ответила на первый вопрос и посмотрела на меня.

– Пожалуйста, продолжайте.

– Вопрос второй: определение методом перкуссии границ сердца.

– Как вы будете определять границы сердца: в положении больного лежа или стоя? – спросил я, желая побеседовать со студенткой.

– Можно лежа, а можно и стоя. Границы сердца от положения больного не изменяются.

– А при каком заболевании границы будут изменяться?

Роза задумалась и нахмурила брови, что очень шло к ее лицу.

– При скоплении… – направляя в правильное русло ее мысль, произнес я.

– Жидкости в полости перикарда, – поймала студентка подсказку на лету.

– А теперь определите верхнюю границу сердца.

Студентка блестяще справилась с заданием и стала отвечать на вопрос по неотложному состоянию: мероприятия при анафилактическом шоке?

– Вы нас порадовали ответом, – в заключение сказал я.

– А что вы мне поставите? – кокетливо спросила она. Изучение наук не наложило отпечаток на ее женственность.

– Конечно же, пятерки. Скажите, какие у вас планы на будущее? Вы куда распределились?

– Если повезет, поступлю в ординатуру по терапии.

– А если не повезет?

– Тогда пройду интернатуру и вновь постараюсь попасть в ординатуру. Мне еще хочется учиться. Моя мечта поехать учиться в Америку или в какую-то европейскую страну, но для этого нужны деньги. Я знаю языки.

Перед тем как уйти, студентка одарила нас милой улыбкой, а я подумал: «Это про таких людей, как она, Федор Михайлович Достоевский писал, что “есть натуры до того прекрасные от природы, до того награжденные Богом, что даже одна мысль о том, что они могут когда-нибудь измениться к худшему, вам кажется невозможною. За них вы всегда спокойные”».