Хотя, конечно, «подходила» и «шла» – не совсем те слова. Жертву посредством Маниту вел Тотем. И он же указывал, как следует поступать и что надлежит делать.

Раскинув руки, пленница подступила к Тотему вплотную, встала так, чтобы кристаллы достали самые важные пути кровотока. Она даже приподнялась на цыпочки, подставляя горло. Подбородок лег на сверкающие грани. Упругая грудь с затвердевшими сосками тоже опустилась на кристальные ножи и коснулась такой же упругой коры-шкуры. Бедра придвинулись к сияющим наконечникам, кристаллы уперлись в плоский живот, уткнулись в ноги, в руки, в плечи, в улыбающиеся губы, в лицо, в глаза, затянутые поволокой… Кажется, женщина, которой предстояло умереть, была сильно возбуждена.

Последний миг, последнее затянувшееся мгновение…

Пуля-Стрела тоже чувствовал волнующее напряжение. Сказывалось длительное воздержание во время морского пути. Он давно не был с женщиной, и теперь обнаженное тело, льнувшее к шипастому Тотему, пробуждало желание. Однако этого тела желать было нельзя. Это тело, эта кровь и эта жизнь – табу. Это – собственность Тотема. В землях Креста будет еще много других женщин. Но прежде чем искать наслаждения для себя, следовало насытить Тотем.

– Жертва! Жертва! – снова кричали со всех сторон, и Пуля-Стрела кричал вместе со всеми. – Кровь! Кровь!

Только о сердце уже никто не вспоминал. Этой крестьянке не нужно вырывать сердце: оно, как и разум жертвы, как ее тело и ее кровь, уже полностью принадлежит Тотему.

Пленница обняла Тотем. Так разгоряченная женщина обнимает любовника – крепко, сильно, страстно.

– Кровь! Кровь! Жертва! Жертва!

– А-а-а-а!

Звонкий нечленораздельный крик – крик не боли, но болезненного, чувственного наслаждения – вплелся в общий хор.

Она сама навалилась на сверкающие острия и грани, нанизывая себя на кристаллы. Тотем незамедлительно отреагировал, впиваясь в жертву. Кристаллы вырастали из коры-шкуры и рвали женское тело.

С обезображенного, вспоротого, лишенного глаз лица пленницы не сходила счастливая улыбка. Дрожали разодранные губы, трепетала плоть.

Пронзенная сразу во многих местах жертва кричала и билась на Тотеме в судорогах боли, экстаза и страсти. Снова рекой лилась кровь, и снова река эта не утекала далеко. Тотем впитывал кровь корой-шкурой и жадно всасывал гибкими извивающимися корнями.

– Кровь! Жертва! Кровь! Жертва!

Тотем набухал еще больше. Кристаллы торчали из его раздавшегося тела уже не так сильно. До полного насыщения, правда, было далеко: в эту ночь прольется еще немало жертвенной крови, но Тотем уже начинал насыщаться.

«И это хорошо, – думал Пуля-Стрела. – Чем более сытым будет Тотем, тем сильнее станет его Маниту. И тем легче будут даваться новые победы. И тем больше будет новых жертв».

– Че-то я ни хрена не понял, – оторвался от бинокля Костоправ: теперь оптика была в его руках. – То ли баба убила себя, то ли трахнулась с этим бревном.

– Раз мертвая – значит, убила, – хмуро сказала Змейка.

– Ее заставили себя убить, – уточнил Виктор.

Шипастый столб, оказывается, может больше, чем Йап-пы. Теперь-то никаких сомнений в этом нет. Столб перьеносцев способен даже принудить человека к самоубийству.

– Тогда почему, мля, ее заставили, а мужика – не смогли? – нахмурился Костоправ.

Хороший вопрос. Хотя ответ очевиден.

– Первой жертвой был рыцарь-Инквизитор, – озвучил его Кошкодер. – Наверняка он прошел Посвящение. А то, каким фанатиком после этого становится человек, вы знаете. Его мозги уже запудрены, так что заставить Посвященного делать что-то, чего не одобрил бы Черный Крест, сложно.

– Ну а баба?

– А что баба? – одноглазый капитан пожал плечами. – Она всего лишь крестьянка. Простолюдинка, пашущая на благо Ордена под присмотром рыцарей. К ней вряд ли приходил Магистр с Ковчежцем.

– Ну да, по всем бабам не набегаешься, – угрюмо согласился лекарь.

– Тихо! – раздался вдруг голос Костяники.

Все замолчали: Костяника не станет поднимать тревогу понапрасну.

Девушка тревожно зыркала по сторонам. Во время путешествия она была кем-то вроде ангела-хранителя и часового на вечном стреме. И, похоже, сейчас ангел-часовой заметил опасность. Взгляд красных глаз еще раз метнулся вправо-влево и сосредоточился на заросшем проходе в развалинах. Рука Костяники потянулась к взведенному арбалету. В самострел уже была вложена стрела с шипом иглоноса.

Змейка тоже схватилась за арбалет. Костоправ осторожно, стараясь не звякать цепью, размотал кистень. Виктор и Кошкодер потянули мечи из ножен.

– В чем дело? – шепотом спросил Виктор.

– Там, – так же тихо ответила Костяника, кивнув на заросли кустарника. – Трое. Идут сюда.

Лаконичность ответа выдавала ее волнение.

Идут сюда? Вот же не было печали! Вероятно, один из дозоров, рыскающих вокруг крепости и жертвенной площадки, решил проверить их убежище.

Виктор огляделся. Попытаться по-быстренькому свалить? Вряд ли удастся. Кругом старые развалины – ноги переломать можно. К тому же все так заросло, что тихо исчезнуть не получится. Самый удобный путь для отступления – тот, по которому они пришли сюда. Но как раз по этой тропке и поднималась опасная троица.

Сейчас разумнее оставаться на месте. Ну, а если стычка все же будет, уложить противника нужно быстро и тихо.

Виктор знаками указал место каждому.

Они заняли позиции по обе стороны от прохода – за выступающими из земли старыми осыпавшимися фундаментами в шапках густого кустарника. Отсюда удобно наблюдать, оставаясь незамеченными. И нападать, если придется – тоже удобно. Хотя не хотелось бы, ох, как бы не хотелось ввязываться в драку!

Виктор и Кошкодер спрятались чуть ближе к проходу, Костяника, Змейка и прикрывавший арбалетчиц Костоправ – чуть дальше.

Замерли.

Ничего не происходило.

«А может, обойдется? – с надеждой подумал Виктор. – Может, дозор пройдет стороной или спустится обратно?»

Не обошлось. Не прошел. Не спустился.

Перьеносцы умели передвигаться бесшумно. Если бы не Костяника, об их приближении никто не догадался бы до последнего момента.

Чуть качнулись ветки…

Как и предсказывала Костяника, из зарослей появились трое. Выскользнули словно тени.

В свете луны, заливавшем вершину холма, были видны перьевые хохолки над головами. На поясах висели… хм… пучки травы, что ли? Да нет, скорее, волосы с кусками кожи… Точно! Человеческие скальпы!

Двое перьеносцев были с луками и в кожаных доспехах, обвешанных какими-то амулетами. Третий – с особо пышной короной перьев на старой армейской каске и в легком бронежилете, поверх которого тоже нацеплены какие-то бусы из раковин и просверленных деревянных цилиндриков – держал в каждой руке по маленькому топорику. Один топор – со стальным лезвием, другой больше походил на боевой молот-клевец, только вместо клюва на рукояти торчал длинный острый кристалл, тускло поблескивающий багровым светом. Кристалл был похож на те граненые шипы, которыми живой столб-божество прокалывал тела жертв. Судя по всему из него, из этого самого столба, и добывались такие кристаллы. Очень интересно…