Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слышала это не только Таня, но и разобиженный на весь свет Терентий, пробравшийся в комнату Татьяны и обнаруживший очередную жизненную несправедливость:
«Лежаночку… мягчайшую, тёпленькую, уютную… то есть две! И обе отдала каким-то мышам-шуршуша́м! А мне?»
Нет, у самого Терентия лежанок было полно, а некоторые и получше – больше и мягче, чем норушиные «норки», но разве может такая мелочь утешить котика? Вот то-то и оно!
Так и сидел оскорблённый кот за Таниным креслом, копя возмущение и обиду, но, когда Шушана ушла, эти два старательно взращиваемых явления куда-то делись.
«Я сержусь! Я очень зол и сержусь на них всех!» – напоминал себе Терентий, но, увы, ничего у него не получалось.
«Какой-то ночедень у меня… не такой! – вздохнул он, наконец признавая своё поражение. – Ладно, ну что мне, жалко, что ли?»
Он подумал… по всему выходило, что вообще-то он – кот нежадный, ну, конечно, если дело не касается еды, подушек, Тани и всяких прочих ОЧЕНЬ ВАЖНЫХ ВЕЩЕЙ.
«А это… ну разве важное? Паадумаешь, спеть болящей мыши! И, да… – осенило Терентия, – это ж чистая моя выгода! Если он выживет, то, глядишь, приструнит своих младшеродичей, а так-то Шушана их разбалует в хлам и будут они на мне ездить!»
Кота аж передёрнуло от такой мысли, и он заспешил выбраться из-за кресла, протискиваясь упитанными боками.
Таня уже почти засыпала, когда её кресло энергично закряхтело и… поехало в сторону. Нет, человек, живущий в нормальном доме, запросто испугался бы, но только не Татьяна.
«Карбыш?» – c живым интересом подумала она.
– Да хто придумал такие толстые кресла, а? – донеслось из-за мебели обиженное ворчание. – Расстоялось тут, не пройти приличным котам!
Подушка помогла скрыть смешок, так что Таня продолжала успешно притворяться спящей.
Крупный рыжий кот одним движением лапы задвинул кресло назад, пренебрежительно фыркнув в его адрес:
– Раскормили мебеля́!
А потом беззвучно подобрался к «норке», где бессильной грудой косточек, тусклой шкурки и безграничной усталости лежал норушь.
– Эх ты, боец…– вздохнул Терентий. – Ладно, ты слушай, а я тебе немного спою.
Недаром даже скептически настроенные человеческие учёные признают, что мурлыканье кошек оздоравливающе действует на людей, каким-то удивительным образом гармонизируя выбивающееся из всех норм давление, стремительную скачку пульса, топочущего, как дикая лошадь в степи, или внезапно разболевшиеся части тела, от головы и до суставов.
Да, понятно, что коты, к сожалению, не панацея, но уж кое-что они точно могут! Так это даже обычные, неговорящие, а Терентий-то мог и умел значительно больше.
Мурлыканье, ровное, уютное, спокойное, обволокло Тишинора, мягкой лапой отодвинуло в сторону острые когти тоски по родителям, тяжеленный камень отчаяния, безграничную холодную усталость.
– Не тони в пустоте ледяной, по тропе выбирайся за мной, всё, что было, пока подождёт, если рядом мурлыкает кот. Эта песня древнее других, эта песня добрее иных, всё, что было, когда-то пройдёт, если ночью мурлыкает кот. Пусть уходят печали и зло, пусть болезни залягут на дно, всё, что было, ты видел, смотри-ка вперёд, слышишь, песню поёт тебе кот.
Таня даже дышала через раз. Она жила рядом с Терентием уже почти год, но и понятия не имела, что он так может… Пожалеть, когда сам обижен, почувствовать, насколько плохо тому, кого и видит-то практически первый раз.
«А вот так-то! И часто мы видим не просто красоту, обаяние, вредность, капризы, забавные стороны или мягонькое да мурлыкающее существо, а ещё и вот это – прийти и помочь? Только бы это сработало! Я похудею ему кресло и куплю самую лучшую лежанку!»
Тишинору снилось, что над ним почему-то плывут волны…
«Я разве утонул? – слабо удивился он. – А почему тогда стало так хорошо и легко дышать? Разве что… эх, жаль! Маленьких жалко, они плакать будут, и яблонька… Тишуна пока с ней не справится. Погибнет наша яблонька».
Только тяжёлые мысли уплывали вслед за волнами, и как ни пытались они зацепиться, вернуться обратно, отравить его до конца, ничего у них не получалось. Вслед за этими мыслями тонкой ледянистой полоской уносило и холод, стало тепло и спокойно, словно мамина лапка гладила Тишинора, смахивая все беды разом.
«И кошка рядом поёт, как баб-Валина Мурочка, – Тишинор дружил со всеми кошками, которые жили в норушном доме, и частенько засыпал у них под боком. – Хорошо как поёт. Нет, это не Мурочка, голос другой, это он как волны…»
Когда норушь развернулся из скрюченного существа в нормально спящее создание, Терентий довольно кивнул сам себе:
«Пациент скорее жив, чем собирается пoмирaть. Тоже мне, удумал всякие глупости! И Танечку надо подключить. Сейчас самое время – он успокоился и услышит её как следует».
Татьяна успела уснуть под ровное пение кота, а через некоторое время ощутила себя как человек, у которого на груди непринуждённо обосновался упитанный бегемот.
– Таня! Таааняяя! Проснись и иди лечить доходягу! – требовал бегемот. – Зря я, что ли, его вытягивал?
Глава 23. Особенный кот
Таня с трудом сдвинула с себя очень довольного собой Терентия и заспешила к норушу.
– Давай! – Терентий тут же оказался рядом и принялся бодать её круглой головой. – Ну, давай же!
– Чего давать? Я ему все препараты ввела. Пока больше ничего сделать нельзя.
– Вот несмышлёная! Говори ему… ну, словами лечи! Норушь наша и то понятливее – она начала, я уже почти всё сделал, а ты – заканчивай!
Таня покосилась на воодушевлённого Терентия и начала говорить Тишинору о том, что он должен постараться, не бросать своих сестёр и брата, что он нужен. А ещё о том, что норуши так необходимы людям!
– Вот… вот везде надо лапу приложить! – рассуждал часа через полтора Терентий, восседая на любимом кухонном диванчике. – Если бы не я, то что б вы тут все делали?
– Да ваааще! – кивал разбуженный и сонный Вран. – Весь дом только на тебе и держится! Ты