Платов пошел на соединение с 1‑й Западной армией, связь с которой установилась 17 июля у Любановичей.

Перед этим, вечером 15‑го числа Барклай де Толли получил долгожданное известие о том, что Багратион идет к Смоленску. Тот, оказавшись на левобережье Днепра и не видя преследователей, мог считать движение своей армии, начавшееся с гродненского маневра, успешной. Теперь князь П.И. Багратион мог написать А.П. Ермолову такие слова, которые стали достоянием отечественной истории и делавшие честь полководцу:

«Насилу выпутался из аду. Дураки меня выпустили…»

Отступление от западных границ России вызывало откровенное недовольство русской армии и открытое возмущение российской общественности. Неудачи обычно связывались с именем оставившего для участия в войне пост военного министра М.Б. Барклая де Толли. Но тот настойчиво придерживался стратегии отступления во имя сохранения военной силы.

Полководец противопоставил наполеоновской стратегии на сокрушение противника трех своих исторических союзников – время, расстояние и медленный отход в глубь страны. Главнокомандующий 1‑й, главной Западной армии избежал генерального сражения, заставив императора французов удлинить коммуникационные линии, что вело к непредвиденным потерям в силе Великой армии: коммуникации требовалось кем-то охранять.

Генерал от инфантерии М.Б. Барклай де Толли по сей день на удивление спорная фигура в истории Отечественной войны 1812 года. Сам же он оценивал свою стратегию отступления и противостояние венценосному полководцу Наполеону I в собственноручных «Записках» в таких мыслях:

«Таким образом, операционный план Наполеона, чтобы нас разбить по частям, совершенно расстроился. Одно только и удалось ему, что, дав корпусу маршала Даву направление прямо на Минск, предупредил в сем пункте князя Багратиона, почему сей последний и взял направление свое на Велиж, и оттого удалился от I армии».

…Великий завоеватель Наполеон скоро почувствовал, что сопротивление ему на российской территории крепнет с каждым днем. Это чувствовалось в упорстве и мужестве русских войск, когда дело доходило до боя на родной земле. Чувствовалось и в отношении местного населения к чужеземцам: на пути колонн Великой армии все чаще и чаще стали встречаться брошенные жителями деревни и опустевшие городки.

Поднялась против вражеского нашествия и Русская православная церковь. Правительствующий Всероссийский Синод обратился 15 июля 1812 года к православным людям с воззванием:

«Во благости, дару и власти, данным нам от Бога и господа нашего Иисуса Христа, его великим и сильным именем взываем ко всем благоверным чадам российския церкви.

С того времени, как ослепленный мечтою вольности народ французский испровергнул престол единодержавия и алтари христианские, мстящая рука Господня видимым образом отяготела сперва над ним, а потом чрез него и вместе с ним, над теми народами, которые наиболее отступлению его последовали. За ужасами безначалия следовали ужасы угнетения. Одна брань рождала другую, и самый мир не приносил покоя.

Богом спасаемая церковь и Держава Российская доселе была по большой части сострадающею зрительницею чуждых бедствий как бы для того, чтобы тем более утвердилась в уповании на промысел и тем с большим благоразумием приготовилась встретить годину искушения.

Ныне сия година искушения касается нас, россияне! Властолюбивый, ненасытный, не хранящий клятв, не уважающий алтарей враг, дыша столь же ядовитою лестью, сколько лютою злобою, покушается на нашу свободу, угрожает домам нашим и на благолетие храмов Божьих еще издалеча простирает хищную руку…

Взываем к вам, мужи именитые, стяжавшие власть или право на особенное внимание своих соотечественников: предшествуйте примером вашего мужества и благородной ревности тем, которых очи обращены на вас…

Церковь, уверенная в неправедных и нехристолюбивых намерениях врага, не престанет от всея кротости своея вопиять ко Господу о венцах победных для доблестных подвижников и о благих нетленных для тех, которые душу свою положат за братию свою. Да будет как было всегда, и утверждением и воинственным знаменем Россиян, сие пророческое слово: о Бозь спасение и слава!»

..Уже в начале Русского похода стало ощущаться силовое давление на фланги Великой армии. Если ее главные силы продолжали безуспешную погоню за отступавшей армией Барклая де Толли и все время пытались захлопнуть в западне армию Багратиона, то севернее и южнее движения самого Наполеона Бонапарта ситуация складывалась явно не в его пользу.

Все началось с того, что способные наполеоновские маршалы Удино и Макдональд решили соединить свои корпуса у Себежа и общими усилиями отрезать 1‑й отдельный пехотный корпус генерал-лейтенанта П.Х. Витгенштейна от Пскова и Санкт-Петербурга, зайдя ему в тыл. А затем оттеснить его под удар главных сил Великой армии или разбить самим. После этого намечалось без особых препятствий наступление на северную столицу России.

План был тактически хорош и без особых рисков, но русские не позволили неприятелю его воплотить на поле брани, перейдя в наступление. Обстановка благоприятствовала такому удару: Удино, не зная от своей разведки точное месторасположение русских войск, неосмотрительно распылил свои силы: около 8 тысяч человек пехоты и кавалерии оказались вне главных корпусных сил.

Генерал-лейтенант П.Х. Витгенштейн вознамерился не дать неприятелю возможности объединиться, решив сразиться сперва с одним маршалом, а затем разбить и другого. Он двинулся со своим корпусом к деревне Клястицы, имея 23 тысячи человек при 108 орудиях. Навстречу ему шел Удино во главе 28‑тысячного 2‑го корпуса, который первым занял Клястицы. Здесь и состоялось 19 июля напряженное и кровопролитное сражение. Как оно проходило, Витгенштейн изложил в рапорте императору Александру I:

«Доминирующий был левый берег Нищи, где неприятельские батареи, будучи прикрыты строениями селения Клястицы, поддерживали стрелков своих и препятствовали нам в переправе. Между тем, предвидев, прежде сего уже и желая щадить по возможности храбрые войски, приказал я заблаговременно генерал-майорам Балку и Кульневу выстроить: кавалерию на левом фланге несколько повыше Клястицы, а начальнику инженеров полковнику графу Сиверсу приступить, по неимению в сем месте бродов, к построению моста.

Неприятель, увидев сие, страшась атаки на правый фланг его, начал с выгодной позиции своей отступать, а стрелки наши, будучи поддерживаемы сильным огнем батарей подполковников Мурузи и Байкова, бросились на штыки в местечко Клястицы. Тщетно неприятель сжег находящиеся на сем месте мост, храбрые наши стрелки пробежали сквозь пламя горящего моста, имея впереди себя павловских гренадеров, и завладели местечком.

Для поддержания сего подвига приказал я тотчас всей пехоте двинуться вперед, а Ямбургскому драгунскому полку и двум орудиям легкой роты подполковника Байкова перейти реку Нищу при самом селении вброд, что они благополучно выполнили, хотя и с большим трудом пехота проходила чрез сожженную деревню и горящий мост.

Неприятель, который прикрывал отступление свое от времени до времени несколькими пушечными выстрелами из прикрытых кавалерию пушек, с того времени продолжал успешно отступление свое по дороге к Полоцку, оставляя пленных и большую часть своего