Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И она решилась:
– Меня в отеле «Афродита», где мы остановились с моим боссом, Афродитой и прозвали. Когда я к бассейну в бикини выходила. – Она подняла голову, с улыбкой взглянула на него. – Это мне один молодой человек сказал, русский, из богатеньких: весь отель меня так прозвал уже на второй день. – Она вновь обратила взор к морю, выдержав паузу. – Они ко мне все приставали, гурьбой, поэтому мой босс, а он большой ревнивец, и привез меня сюда, на виллу к одному русскому богачу. Спрятать решил. Хорошенькая вилла, кстати. За Мелиссой. Я бы тоже хотела жить на такой с любимым человеком.
– Я могу задать откровенный вопрос? – не сразу спросил Адонис.
– Разумеется.
– Босс – ваш любовник?
– Конечно.
Ее открытость подкупала.
– А еще более откровенный вопрос?
Рита поднялась, повернулась к нему и села бочком, подобрав под себя ноги. Лицо ее заметно порозовело. Она знала, о чем ее сейчас спросят. Чувствовала сердцем, всем женским естеством. Лицо зарделось и у Адониса.
– Вы его любите, вашего босса?
Она печально усмехнулась:
– Я была очень привязана к нему, когда только встретила. Он открыл для меня путь к карьере. И сам он человек интересный. Но у нас огромная разница в возрасте, он капризен, избалован большими деньгами. Он привык, что все его приказы должны немедленно исполняться. Это касается и женщин, которых у него в подчинении немало. Мой босс всегда пользовался своим положением. Потом, он дико ревнив, а это выматывает. – Все это она говорила, глядя ему в глаза. – Хочу быть предельно откровенной с вами. Я разлюбила его, и теперь мне очень сложно лгать – каждый день и каждый час.
– Значит…
– Я несчастлива, если вы об этом.
– Именно об этом.
– Абсолютно несчастлива. После этой поездки я собиралась порвать нашу связь – раз и навсегда. Я знаю, что потеряю прекрасную работу, огромные перспективы. Многое перечеркну в своей жизни. Но больше не могу лгать. Я вообще ненавижу ложь.
– Господи Иисусе, – пробормотал Адонис, – какая же вы…
– Какая? – очень просто спросила она.
Она увидела, как у ее нового знакомого дрогнули губы, блеснули слезы в глазах.
– Волшебная, вот какая, – абсолютно растроганный, ответил он, взял ее руку и впился в нее раскаленными губами.
«Какой же он чувствительный, – думала Рита. – Художник!» Или она была так хороша в любой роли? Она ведь тоже художница. Впрочем, почти все, что она рассказала о себе, было чистой правдой.
Так она искренне считала.
– Искупаемся? – спросила Рита.
– Разумеется, – ответил молодой человек, и в его тоне уже прозвучали первые нотки счастья.
Рита встала и легко сняла через голову платье, оказавшись в одном из своих бикини. Адонис жадно пожирал глазами каждую линию ее тела. Опомнившись, он расстегнул ремень и так же быстро скинул джинсы.
– Вы прекрасны, Рита, – вымолвил он.
– Вы тоже, Адонис, – разглядывая его фигуру, кивнула она. – Как античный бог.
– Спасибо.
Но Рита уже весело смотрела ему в глаза, и бесовские огоньки умелой искусительницы решительно и смело блестели в них.
– Что такое? – спросил художник.
– Да так. – Она пожала плечами.
Но долго тянуть не стала. Глядя на Адониса, Рита распустила шнурочки и сбросила верх бикини, а за ним, обольстительно двигая бедрами, стянула и стринги, бросив эти несколько лямочек на покрывало.
– Как я тебе? – спросила она.
У того перехватило дыхание. Кажется, художник даже покачнулся, как колосс от легкого ветра. А ведь недавно был как скала.
– Ты прекрасна, как Афродита, – восхищенно кивнул он.
И впрямь у нее было все – от Евы, от Афродиты, от Елены Прекрасной… Сам Господь бог задумывал женщину именно такой, как Рита Сотникова.
– Ну тогда и ты раздевайся, мой милый Адонис.
Почти не раздумывая, молодой человек сбросил плавки.
– Впечатляет, – разглядывая его, с тем же блеском в глазах кивнула Рита. Она подошла к нему, протянула руку: – Идем в море?
– Да, – ответил он. – Идем.
Они прошли это короткое расстояние, держась за руки, вошли в прохладные волны. До лета и пляжного сезона было еще далеко. Было много солнца, все вокруг сверкало, слепило глаза.
– Я живу на берегу великой русской реки Волги, – сказала она ему, легко двигая ногами. – У нас, наверное, только лед сошел. По Волге в начале весны проходит огромный ледокол – и потом этот лед уносит к Каспийскому морю. Зрелище фантастическое, когда льдины с треском находят друг на друга.
– Здорово.
– Вода нагревается только к июню. Но она у нас совсем другая – тяжелее вашей.
Они плыли вперед, в глубину.
– Что это значит? – обернулся он.
– Ваше море хорошо держит.
– Да, это так, – откликнулся он.
Средиземное море было напитано солью, оттого и хорошо держало пловца. Рита и впрямь ощутила себя русалкой – не надо было прикладывать никаких усилий, чтобы держаться на плаву.
– Я бы хотел искупаться в вашей Волге, – приближаясь к ней, сказал Адонис. – Но только в июне. Мы, киприоты, очень любим тепло.
Она обняла его в воде, поцеловала в соленые губы.
– Кто его знает, милый Адонис, может, так еще и случится.
Они плавали на спине, классическим стилем, по-собачьи, что особенно способствует общению, ныряли. Но это море было на вкус горьким, Рита то и дело отфыркивалась от соли.
– Возвращаемся? – первой спросила она.
– Как скажешь, – откликнулся он.
Они поплыли к берегу. Когда их ноги коснулись дна и они сделали еще несколько шагов, Адонис уже не мог сдержаться. Он обнял ее за талию, сграбастал со всем избытком страсти, столь присущей южным народам, стал целовать в шею, губы, грудь. Этого она ждала от него, ради этих объятий лгала напропалую, в том числе и ему, представляясь невинной жертвой роковых обстоятельств. А он все шептал одну и ту же фразу: «Афродита, моя Афродита…» Потом подхватил ее на руки и понес к их уютному уголку под каменистым обрывом. Уложил на покрывало, глядя Рите в глаза, и, кажется, чего-то ждал. Одного ее слова или двух.
– Да, конечно, – прошептала она.
Адонис лег на нее, она послушно обхватила его ногами, крепко оплела руками шею. Рядом разбивались о каменистый берег пенные волны, а волны страсти накатывали и сводили с ума двух молодых людей. Как любовника грека было не унять. Но и Рита страстно мечтала именно о таком партнере – и получила его, отдавшись ему полностью, без остатка. Давно уже она