рассказ о странном исчезновении западной части Ридана, произошедшем почти четыреста лет тому назад, в предвкушении истины. Он был уверен, что перо безымянного автора поведает ему все свои тайны и раскроет суть, не утаив ничего. Мэт представлял себе все, что поглощал глазами и разумом, более ярко и выражено, превращая печатные слова в действия, а сложенные из слов предложения — в события. Опускаясь на самое дно зловещей пучины, он не мог знать о том, куда его приведет хлынувший бесконтрольный поток ужасов, постигших крохотную горстку беззащитных людей в середине лета одна тысяча пятьсот восемьдесят седьмого года…

…Восемнадцатое июля. Во второй половине дня жаркая солнечная погода внезапно изменилась ужасающим образом. Синее небо заволокли холодные свинцовые тучи и нависли над Риданом тяжелым густым покрывалом, будто вот-вот оно разорвется от тяжести и рассыплет по земле ледяные иглы. Поднялся резкий колючий ветер, бьющий невидимыми кулаками в двери домов. Кроны деревьев беспокойно зашептали, а темные морские волны вдалеке забили тревогу о каменные стены отвесных скал. В воздухе ощущался легкий запах дыма.

Старый Горацио устало привалился дрожащей спиной к деревянной стене собственного дома. Он был почти слеп и очень слаб. Последние несколько лет он прорицал свою скоропостижную смерть от старости, но продолжал жить со стойкой уверенностью в том, что завтрашнее утро для него уже не настанет. Однако в эту минуту чувство последних мгновений вспыхнуло в нем с новой, неведомой до сих пор ему силой. Во рту пересохло, заболело справа под ребрами.

Он услышал тихие шаги Создателя, что приближались к нему. Он уже видел расплывчатые очертания Его своими больными глазами. Белое шелестящее одеяние, длинные спадающие на плечи волосы. В руках Он сжимал что-то круглое. Горацио слегка подался вперед, готовый уйти вслед за Ним, не задавая лишних вопросов и ни на что не жалуясь.

— Дядя Горацио, — услышал он голос, вопреки своим ожиданиям — женский, идущий изнутри этого человека. — Вы неважно выглядите. Вас напугала погода? Она действительно очень и очень странная в это время года…

— Это ты, Ребекка? — срывающимся хриплым голосом выдавил он и тяжело взвалил ладонь себе на грудь. — Я не думал, что… это ты…

— Но кто же? — поинтересовалась женщина, застыв возле Горацио. Она поставила на землю пустую плетеную корзину.

— Уже не важно, — отмахнулся старик. И вдруг нахмурился: — Ты чувствуешь запах гари, Ребекка? Здесь везде, в воздухе, он…

— Да, я чувствую. Мне кажется, в городе снова начались беспорядки.

— Почему ты так думаешь?

— Я вижу вдали тоненькие струйки дыма над крышами домов. А еще… — она взглянула снова в сторону торговых площадей и жилых кварталов, — еще я вижу огонь над крышами! Боже! Горят дома! — И она в ужасе закрыла рот ладонью.

— Не переживай, — успокоил ее Горацио. — Побеснуются и перестанут. Городская стража сдержит бунтовщиков. Многих из жителей не устраивает бургомистр нашего города. Это не первый бунт за последние несколько лет, ты сама это знаешь. Пусть кричат, пусть выражают свое недовольство. Нам какое до них дело? Жизнь на окраине размеренна, тиха, а там, — он указал тонким пальцем на башенки города, — там каждый день бежит бурной рекой, что не поспеешь. Вот и люди те, как река. Скоро волнения утихнут, и все вновь пойдет своим чередом.

— Вы меня успокоили, дядя Горацио, — призналась Ребекка. — А я вот решила выстиранное белье снять и унести в дом. По-видимому, собирается дождь. Он намочит одежду и…

— Ступай, милая. Ступай.

Ребекка подняла корзину с земли и поспешила к бельевой веревке, натянутой от столба до столба в центре общего двора, окруженного добрым десятком одинаковых серых домиков, в которых жило в общем счете восемь детишек и двадцать два взрослых. Горацио был самым старым среди жителей их окраины, а самым маленьким ребенком являлась дочь Ребекки — светловолосая малышка Лили. Ее было не трудно узнать в толпе других детей. Она всегда брала с собой свою любимую куклу по имени Фьорди, так похожую на нее саму и сшитую Ребеккой. За то, что они были неразлучны, другие мальчишки и девчонки прозвали их одним общим именем — Фьоли.

Ребекка прошагала мимо длинной поленницы, забитой дровами. Ее шаги взбудоражили дремлющих на насестах кур в курятнике. Она взглянула на север. Туда, где колосилась рожь. Дюжина мужчин и женщин работали, убирая ее острыми серпами. Они то и дело вглядывались в мрачное небо, переговариваясь между собой. Двое из мужчин о чем-то спорили и размахивали друг перед другом руками. Тон их голосов их казался напряженным.

Ребекка перевела взгляд в другую сторону. На низких ступенях одного из домов играли Тимми и Робби, сражаясь на коротких деревянных мечах, выструганных из тонких досок. Кажется, их совершенно не заботили капризы природы и темнеющее небо над головой. Завидев Ребекку, они поздоровались с ней и продолжили свой бой с удвоенной силой, то переходя в наступление, то отступая в защиту.

Совсем рядом скрипнула дверь, и Ребекка услышала топот детских ножек. Она обернулась и увидела Лили, бегущей к ней с Фьорди, зажатой под мышкой.

— Солнце мое! — воскликнула Ребекка. — Я же просила остаться дома! Ну, почему ты такая непослушная? Скоро пойдет дождь, и ты промочишь свои ножки!

— На улице еще совсем сухо! — улыбаясь, выпалила Лили. Она подбежала к маме и, врезавшись в нее, обхватила за бедра обеими ручками. — Мы с Фьорди заскучали!

— Непоседа моя, — улыбнулась Ребекка. — Пойдем, поможете мне с Фьорди уложить чистое белье в корзину.

Она взяла Лили за теплую крохотную ладошку. На девочке было надето простое коричневое платьице, а в волосы заплетены полевые цветы. Она посмотрела на дерущихся мальчишек, затем на свою маму. Потом прижала к уху Фьорди.

— Мама, Фьорди говорит, что ей страшно.

— С чего это вдруг? — притворно удивилась Ребекка, а сама вновь взглянула на неприветливое небо.

— Не знаю, мама…

— Тогда скажи ей, что бояться совершенно нечего. Через пару минут мы вернемся в дом и раз так, запрем на засов дверь. Хорошо?

В этот момент в вышине что-то гулко ударило. Сильный раскат грома прокатился по небу оглушительным грохотом пушек. В конюшне испуганно заржали кони и забили копытами по земле.

— Не отходи от меня никуда, Лили, — стараясь сохранять спокойный тон, чтобы не пугать ребенка еще больше, засуетилась Ребекка. Она старалась как можно быстрее управиться с бельем, снимая его с веревки и закидывая в корзину.

Лили все сильнее прижимала к груди Фьорди, а другой рукой держалась за подол маминого сарафана. Она тоже глядела в серое небо большими карими глазами и часто-часто моргала. Тимми и Робби опустили свои деревянные клинки и