Выйдя из каморки, он запер за собой дверь и двинулся дальше, стараясь не очень спешить, чтобы не привлечь внимание людей, сидевших в комнате видеонаблюдения.

Добраться до первого этажа тем путём, которым он намеревался это сделать, Максу не удалось. Снизу поднимались сразу несколько человек. С той стороны, откуда он пришёл, тоже доносились звуки погони, тиски сжимались всё сильнее, и, поэтому, Максу пришлось перебраться к дальнему крылу здания, где путь вниз ещё был свободен.

Но, кто-то ещё, кроме него, решил воспользоваться этим маршрутом. И, когда Макс увидел, вынырнувшую из-за бокового хода, девочку с рюкзаком, из которого торчали длинные заячьи уши, он на мгновение решил было, что это галлюцинация, результат нервного перенапряжения. Слишком много он думал о ней в последнее время.

— Ты кто? — медленно произнёс он, запоздало подумав, что глупее вопроса задать невозможно.

— Наташа, — ответила девочка, широко распахнув голубые глаза. — Мой папа здесь работает. Я сначала была с ним, потом все куда-то побежали, а я потерялась. Покажите, где здесь выход, пожалуйста.

Мысли в голове Макса окончательно перемешались. Он машинально шагнул вперёд, девочка попятилась и вдруг остановилась, удивлённо выдохнув:

— Ох, чёрр…

Только сейчас в полутьме коридора Птица разглядела, что перед ней в нелепой синей форме стоит человек, виновный во всех её неприятностях, случившихся после побега.

— Так, как же тебя, всё-таки, зовут? — спросил Макс, не замедляя ход.

Они почти бежали по третьему этажу, спасаясь от охранников, сновавших внизу в поисках Макса. Им пришлось подняться сюда на лифте и идти бесконечными коридорами, чтобы потом спуститься вниз в противоположном конце здания.

То, как Птица оказалась в Каземате, было так же нелепо, как хоккей на траве, и просто, как манная каша. Спасаясь от погони, она бежала вперёд, не разбирая дороги. Как назло, улицы здесь были прямыми, и преследователи, хоть и не могли сразу догнать её, всё же не теряли Птицу из виду. Забежав в спасительную тень высокого серого здания, она юркнула в щель между прутьями металлической ограды и помчалась, чтобы обогнуть его с другой стороны. Ко всем её несчастьям добавился ещё лай собак, привлечённых появлением Лины. Птица припустила с удвоенной силой, оправдывая своё прозвище и чувствуя, что ноги вот-вот оторвутся от земли.

В этот момент в здании погасли огни, и всё вокруг погрузилось во тьму. Одновременно с этим земля ушла у Птицы из-под ног, и она, отчаянно взмахнув руками, полетела куда-то вниз. К счастью высота падения была небольшой, а прижатый к груди рюкзак смягчил удар. Лина оказалась на широкой, идущей вниз, металлической платформе, которая, опустившись на несколько метров, замерла с негромким щелчком. Девочка поднялась с колен и неуверенно шагнула вперёд, в темноту. И тот час же, вдалеке от неё, у выхода, засветилась лампочка, а платформа, щёлкнув ещё раз, плавно пошла вверх.

Вот таким образом Птица оказалась в новой ловушке. Сперва она сидела тихо, ожидая, пока погоня пройдёт мимо и щекастый Саша со своим водителем уберутся подальше. Затем Лина попыталась выбраться тем же путём, которым она попала сюда. Птица взобралась наверх по металлическим стойкам, идущим вдоль стены, и попробовала сдвинуть платформу. Тщетно. Металлическая панель лишь слегка колебалась в пазах, но вниз не шла, несмотря на все усилия. Лина спустилась и принялась тщательно осматривать всё вокруг, в поисках устройств, которые могли бы привести подъёмник в движение. Ничего подобного она не обнаружила. Наверное, решила Птица, эта штука управлялась откуда-то по соседству.

Само помещение, в котором она оказалась, было похоже на небольшой склад, вроде того, что имелся у них в интернате. Только тот размещался в хозяйственной пристройке у первого корпуса, а это, как полагала Птица, была подвальная часть серой многоэтажки. Платформа же использовалась для погрузки или выгрузки чего-то, что находилось здесь на стеллажах. Почему она сработала, когда на неё ступила Птица, было непонятно, но Лина не особо над этим задумывалась. Приведённый в действие подъёмник помог ей скрыться от погони, и то ладно.

Какое-то время девочка бродила по подземным галереям Каземата, оказавшимся необычайно протяжёнными. Рядом со складом она наткнулась на две двери, но обе были надёжно заперты, и единственное, что ей оставалось — это искать другой выход из здания.

Птице приходилось идти осторожно, потому что длинные коридоры еле освещались редкими тусклыми лампочками, и временами ей казалось, что она плывёт в мутно-жёлтом тумане. А затем поднялся какой-то шум, началась беготня, то и дело ей стали встречаться люди в синей форме, от которых приходилось прятаться или удирать. Поднявшись на первый этаж, Птица поняла, что через главный вход ей выйти не удастся и, трезво рассудив, что такое громадное здание должно иметь несколько выходов, отправилась на их поиски, во время которых и наткнулась на ненавистного ей Лазарева, одетого в ту же форму, что у всех остальных. Птица, ошеломлённая этой встречей не меньше Макса, не стала показывать своего к нему отношения, подумав, что это, может быть, единственный человек, который поможет ей выбраться отсюда. Поэтому, до поры до времени, нужно было изображать страдалицу, вызывая у него жалость и сочувствие.

Макс повернулся к Лине, ожидая ответа. Они стояли на площадке третьего этажа, в зоне не просматриваемой видеокамерами.

— Вита, — повторила Птица, потупив голову и перебирая торчащие из рюкзака заячьи уши. Этот вопрос прозвучал уже дважды за последние четыре минуты.

— Вита…, - медленно произнёс Макс, выглядывая в коридор. — Вита Лазарева?

Птица кивнула, не отпуская уши бабксениного зайца, и шмыгнула носом.

— Пошли, — скомандовал Макс и задал новый вопрос. — Как зовут твою маму?

Хм, спросите чего полегче. Лина опять пожалела, что переборщила с образом дебильной Светы Первушиной. Ни страшноватый Антон Павлович, ни Виктор Николаевич, подлюга очкастый, имени мамы Лазаревой ей так и не назвали.

— Я не знаю, — тихонько ответила Лина, семеня за Максом.

— Как это? — спросил он, замедляя ход. — Почему?

Лина нахохлилась и замолчала, мигая глазами, чтобы в них побыстрее набрались слёзы.

— Я не помню, — прошептала она. — Мама умерла, когда я была ещё маленькой.

— Разве тебе никто не сказал, как её звали? — удивился Макс.

Птица покачала головой. Хотя это уже была совершенная неправда. В интернате все знали своих мам. Даже те, кто лишился их в младенческом возрасте. Исключение составляли лишь те, от кого мамаши отказались ещё в роддоме. Но и тогда большинство из девочек врали, выдумывая трагические истории и давая свои имена вымышленным родительницам.

Лина всхлипнула и размазала кулачком по щеке выкатившиеся слёзы. Макс тяжело вздохнул, уголок его рта дёрнулся.

— Сюда, — объявил он, кладя руку на худенькое плечо Птицы. Девочка невольно напряглась, она очень не любила чужих прикосновений.