И как Нечаев ни старался втолковать Бахтину, что долгое его отсутствие в самый напряженный момент «боя» возмутило товарищей по взводу, ефрейтор упрямо твердил: «Ерунду они говорят, умников из себя строят. А я вот рапорт напишу, чтобы перевели в другой взвод. Не хочу больше служить с такими приятелями».

Нечаев знал, что Бахтин прибыл во взвод полгода назад из расформированной строительной части и первое время с трудом привыкал к строгой дисциплине, повторяя то и дело, что на стройке ему было хотя и нелегко, зато чувствовал себя он свободно: хотел работать — работал, хотел отдыхать — отдыхал. Однажды на тактических занятиях, находясь в головном дозоре, Бахтин ухитрился выкупаться в колхозном водохранилище. Нечаев узнал об этом из ротного боевого листка, где ефрейтор был изображен ангельски блаженствующим в воде среди множества гусей и уток. Под рисунком стояла подпись: «Странная находчивость разведчика». Потом Бахтин проявил халатность на занятиях по борьбе с танками. В итоге несколько дней пробыл в лазарете. И вот новый случай...

Когда Нечаев приехал в лазарет, больные играли в шахматы, читали журналы, прогуливались возле веранды в садике. Зябликова среди них не было. Дежурная сестра принесла Нечаеву белый халат и проводила по коридору в самую дальнюю палату.

Зябликов был в палате один. Он сидел на узкой белой койке и смотрел в окно, к которому вплотную придвинулись густые и все еще зеленые карагачи. Зябликов не заметил, как в палату вошел начальник политотдела. А когда услышал: «Ну как самочувствие, товарищ Зябликов?» — растерялся, смущенно заморгал по-девичьи пушистыми ресницами.

— Виноват, товарищ подполковник, замечтался. — Он попытался было привстать, но не смог, только болезненно поморщился.

— Да нет, вы уж не двигайтесь. — Нечаев присел рядом на табурете.

Появился хирург — майор Красовский. Высокий, узкоплечий, с худым, постоянно хмурым лицом. Он коротко, почти официально, доложил, что ни перелома кости, ни трещин у Зябликова нет.

— Значит, обыкновенный вывих? — спросил Нечаев, вздохнув с облегчением.

Красовский помедлил с ответом.

— Видите ли, товарищ подполковник, у Зябликова была травма в этом же самом месте раньше. А вторичная травма почти всегда несет с собой осложнения. К тому же опухоль на суставе слишком обширная и плотная. Здесь не просто вывих — повреждены связки.

Нечаев снова обернулся к больному, сказал ободряюще:

— Ничего, самое главное, что нет перелома.

Зябликов угрюмо молчал.

— Чего это вы так мрачно настроены? — спросил Нечаев.

— А как же, товарищ подполковник? — болезненно сморщился Зябликов. — Ведь надо же, в самом начале учений... Чего теперь скажут обо мне в роте? Сачок, скажут, увильнул от трудностей, испугался... Мне и перед родителями стыдно. Я ведь написал им, что выхожу на учения, что потом непременно обо всем им сообщу. А теперь чего я сообщу? Как в лазарет попал? У меня ведь дед — фронтовик. Он в таких боевых переделках был, что мне и во сне не привидится.

— Где же, интересно, воевал ваш дед? — Нечаев придвинулся к Зябликову.

— На многих фронтах воевал.

— На каких же?

— В сорок первом — под Киевом, три фашистских танка гранатами подорвал. Потом под Сталинградом со своим отделением немецкую моторизованную колонну задержал. А под конец войны в штурме рейхстага участвовал. Только там не повезло ему, пуля под лопатку угодила. Зато теперь он у нас полный кавалер ордена Славы... А я вот... — Зябликов раздосадованно махнул рукой. — Дуриком, можно сказать, пострадал. Вот и майся теперь с этой ногой. Представляете, что обо мне теперь дед подумает?

— Да, конечно, — посочувствовал Нечаев. — Но учения наши тоже проходили в сложных условиях. Тут и ракетчики действовали, как в бою. Да, кстати, говорят, что вам на помощь подоспел в трудный момент ефрейтор Бахтин. Верно?

— Верно, подоспел, — тяжело вздохнул Зябликов и, замкнувшись, умолк.

— Вы не стесняйтесь, Зябликов. Как было, так и говорите. Смелее.

— Не в том дело, товарищ подполковник. Во взводе смеяться будут. Ведь он, Бахтин, возле меня весь бой за высоту просидел. А что я — ранен, без сознания, умирал? Сам бы без него до медпункта добраться мог. Да и говорил я ему: беги скорей во взвод. А он рукой махал: ладно, дескать, впереди высот много. Ну и досиделся, пока сам майор Крайнов не нагрянул.

«Это любопытно», — подумал Нечаев. Теперь он был почти уверен, что Бахтин, по существу, ушел в трудный для взвода момент с передовой. Зябликов, заметив, что Нечаев нахмурился, настороженно спросил:

— А может, я зря, товарищ подполковник, рассказал все это? Может, вред какой сделал человеку? Ведь у Бахтина и хорошие стороны есть. И вы уж не очень, товарищ подполковник...

Немного поразмыслив, Нечаев спросил:

— Послушайте, Зябликов, а навестить вас придет Бахтин, как вы полагаете?

— Не знаю, товарищ подполковник. — Зябликов растерянно взглянул на Красовского, сидевшего в сторонке на стуле.

— Думаете, не разрешат? — догадался Нечаев. — Ничего, мы сейчас вместе попросим...

Красовский пообещал:

— Разрешим, товарищ подполковник. Пусть приходит.

— Ну вот и договорились, — сказал Нечаев и, вставая со стула, посоветовал Зябликову: — Только вы потолкуйте со своим приятелем начистоту. Посоветуйте ему, пусть перед товарищами душой не кривит, а честно скажет: да, что было, то было. Ему же самому потом легче станет. Да и друзья ему плохих советов не дадут, я уверен.

— Хорошо, товарищ подполковник, поговорю.

— Ну и побыстрей поправляйтесь, — пожелал больному Нечаев. — А деду вашему я непременно напишу. Кстати, как его зовут, скажите?

— Деда-то? — рассеянно переспросил Зябликов. — У него имя мудреное: Зосима Евстигнеевич. Только зачем вы, товарищ подполковник? Я сам напишу.

— Вы само собой, а я от себя. Наверно, деду приятно будет. Так ведь?

— Так-то оно так, — согласился Зябликов, и лицо его впервые за весь этот долгий разговор засветилось доверчивой улыбкой...

Когда Нечаев, сопровождаемый майором Красовским, вышел к ожидавшей его машине, солнце уже свалилось к горизонту и яркими алыми лучами окрасило верхушки деревьев, что окружали тихий одинокий домик. Где-то далеко-далеко пели солдаты про любимый город, который может спать спокойно. Прислушавшись, Нечаев понял, что поют либо в ракетном подразделении, либо в горчаковском полку. И он, весь день ощущавший в теле усталость, вдруг словно стряхнул ее.

— Вы слышите? — спросил он Красовского, кивнув в сторону, откуда доносилась песня.

— А у нас такие концерты каждый вечер, — сказал майор. — Мы уже привыкли, без них скучаем.

Нечаев послушал еще несколько минут, полюбовался яркими закатными красками и, распрощавшись с Красовским, отправился домой.