И после того как она поклялась, положив одну руку на другую, орк ей рассказал: «Знай, что ни под небесами, ни на лице земли нет никакого средства, что спасло бы принцу жизнь, кроме одного, И средство это — наше сало: если смазать им раны, только тогда и останется в своем дому душа, которая уже собралась выносить пожитки на улицу».

Услышав эти речи, Нелла, как говорится, дала время времени: дождалась, пока орки вдоволь наговорятся, а потом потихоньку слезла с дерева и, собравшись с духом, стала колотить в двери орка и причитать: «Ох, господа мои благородные орки, сжальтесь, подайте милостыньку, явите малый знак сострадания и крупицу милосердия к бедной и убогой нищенке. Злой судьбиной сокрушенную, на чужбину заброшенную, от всякой помощи обнаженную, застала ее ночь в чаще лесной; не дайте с голоду помереть!»

И — бух-бух-бух — в двери кулаком.

Орка, которую скоро утомил этот зуд в висках, хотела уже бросить ей полхлеба и отослать прочь; но орк, что был охоч до крови христианской больше, чем щегол до орехов, медведь до меда, кошка до рыбы, овца до соли и осел до отрубей, сказал жене: «Впусти эту убогую; ведь если заснет в лесу, как бы волк ее не разорвал». Жена отворила дверь перед странницей, и орк, в своем мохнатом милосердии, уже мечтал, как разрежет ее на лакомые кусочки.

Но у пьяницы и у трактирщика — у каждого свой счет; и вот, когда орка, хорошо нагруженного вином, сморил сон, Нелла взяла нож с кухонного ларя да сама и разделала ему тушу на славу. И, сложив сало в глиняную кубышку, поспешила во дворец, где предстала королю и вызвалась исцелить принца.

Король, чрезвычайно обрадованный, ввел ее в комнату сына, и она, хорошенько намазав его салом, прибавила то слово, что говорила всегда, бросая порошок в огонь. И раны тут же затянулись, и принц встал здоровым и бодрым, как рыба в воде.

Видя такое дело, король сказал сыну: «Эта добрая женщина хоть бедна и не слишком красива, но заслуживает награды, обещанной в моем указе, и надо будет тебе на ней жениться». Принц выслушал отца и говорит: «Нет уж, пусть идет своей дорогой. Нет у меня в запасе лишних сердец, чтобы многим раздавать. А то одно, что имею, обещано другой женщине; уже не я, а она ему госпожа». Нелла говорит ему: «Стоит ли тебе думать о той, которая была причиной твоего несчастья?» «Несчастье подстроили мне ее сестры-завистницы, — отвечает принц. — Они за него и ответ дадут, а любимая моя ни в чем не виновна». «Неужели ты и вправду так ее любишь?» — спрашивает Нелла. А принц в ответ: «Больше люблю, чем утробу свою». «Тогда, — говорит Нелла, — обнимай меня, сжимай меня этими руками, ибо это я — огонь твоего сердца!»

Поглядел принц на нее, черную лицом и в обносках, и сказал: «Ты, пожалуй, не огонь, а головешка. Так что отойди подальше, не запачкай меня». Нелла, видя, что он ее не узнаёт, попросила принести чистой воды, и когда умыла лицо, сошла с него туча сажи и выглянуло ясное солнце. И принц обнял ее, прижав к груди, как прижимается коралловый полип к скале, и взял ее в жены. А сестер велел замуровать живыми в печке, чтоб они, как пиявки, отрыгнули в пепел кровь, загрязненную смертельной завистью, явив на своем примере, сколь правдива пословица:

нет того на свете злодеянья,

чтоб ушло оно от наказанья.

Фиалка, которой завидуют ее сестры, после долгого обмена шутками и проказами с принцем, вопреки их зависти, становится его женой

Рассказ Чекки до самых пяток пробрал слушателей, и все, тысячу раз похвалив принца, что он верно отмерил куртку[184] сестрам Неллы, превозносили до звезд самозабвенную любовь девушки, которая в таких опасностях смогла явить себя достойной любви принца. Но Тадео дал знак всем замолчать и повелел Менеке внести свою долю; и она отдала долг следующим образом: Зависть — поистине, ураганный ветер, что валит опоры людской славы и выдувает посевы с поля добрых надежд. Однако весьма часто, по суду Неба, случается, что этот ветер, казалось бы, пригибая человека лицом к земле, на самом деле подгоняет его к неожиданному счастью. Пример чего услышите вы в истории, которую я сейчас расскажу.

Жил некогда добрый и небедный человек по имени Коланьелло, у которого было три дочери, что звались Роза, Гвоздика и Фиалка. И младшая из них до того была красива, что будто готовила снадобья, способные очистить любое сердце от любой горести; по каковой причине поджарила она и высушила и Чуллоне, сына короля, который, часто проходя той низиной, где работали в огороде эти три сестры, всякий раз снимал шляпу и говорил: «Здравствуй, здравствуй, Фиалка!» На что она всегда отвечала: «Здравствуй, сын короля! Я умею побольше тебя».

Из-за этой прибаутки сестры сильно дулись на нее и ворчали: «Экая ты невежа, что задираешь королевского сына; ну куда это годится?» А так как Фиалка метала все их слова за спину, они в отместку бегали к отцу жаловаться, что младшая сестра, мол, стала слишком нахальной и дерзкой, что непочтительно отвечает принцу, будто он ей ровня, и что однажды, не сегодня, так завтра, он выйдет из себя и отплатит ей по заслугам.

Коланьелло, как человек рассудительный, чтобы избежать подобных случаев, послал Фиалку пожить у одной из ее теток, что звалась Кучеваннелла, чтобы помочь ей в работе. Но принц, проходя, как обычно, мимо их дома и больше не видя мишени своих желаний, в считанные дни стал будто соловей, что не нашел своих птенцов в гнезде и перелетает с ветки на ветку, жалуясь о потере. Он часто прикладывал ухо к замочной скважине, пока не узнал из разговоров, где теперь живет Фиалка. Тогда он пошел прямо к ее тетке и сказал ей: «Сударыня моя, ты знаешь, кто я такой, что могу и на что способен. Пусть то, что я тебе хочу сказать, останется между нами, и молчать об этом будем и ты, и я: окажи мне одну услугу и потом проси от меня денег сколько хочешь».

— «Всем, что в моих силах, — отвечала старуха, — готова служить вашим повелениям». И принц говорит: «Я ничего другого не хочу, кроме как поцеловать Фиалку, а потом хоть потроха мои забирай». А старуха в ответ: «Чтобы угодить вам, я рада хоть одеяло над вами держать, как в одной постели будете лежать. Но не хочу, чтобы она догадалась, что я послужила древком этому копью, что именно я приложила руку к такому постыдному делу. Не добро мне будет напоследок дней моих заслужить звание того мальца, что у кузнеца мехи качает. И все, что могу я для тебя сделать, — это спрятать тебя в дальней кладовке за огородом, а я найду повод послать туда Фиалку. И если ты, имея в руках и сукно, и ножницы, сам свое дело не обделаешь, это будет только твоя вина».

Принц, выслушав такой ответ, одарил тетку со всей щедростью и, не теряя времени, нырнул в кладовку. А старуха, под предлогом, что хочет разрезать какое-то полотно, сказала племяннице: «Фиалка, девочка моя, если ты меня любишь, сходи, милая, в дальнюю кладовку да принеси аршин». И Фиалка послушно отправилась в кладовку, где обнаружила себя в засаде; схватив аршин, она, ловкая как кошка, выскочила из кладовки, оставив принца с носом, вытянутым от стыда и надувшимся от огорчения.