– Не твое собачье дело, – фыркнул Елисей, принюхиваясь.

От солдата несло спиртным. Да и взгляд у него был какой-то странный. Шальной. Прихватив с тарелки кусок хлеба, он плеснул из кувшина в кружку молока и принялся есть, не обращая внимания не грозно засопевшего солдата.

– Старших, значит, не уважаешь, – зашипел тот, обретя дар речи.

– Я своих старших уважаю. А ты здесь никто и звать никак, – ответил Елисей, не скрывая своего презрения.

Эта фраза была произнесена не просто так. Солдат этот оказался в крепости после осады, прибыв с пополнением. Судя по выговору, родом он был откуда-то из средней полосы. Эдакий первый парень на деревне. Русоволосый, голубоглазый, с ямочкой на подбородке и румянцем во всю щеку. Именно такие обычно и нравятся женщинам, и, судя по всему, солдат это отлично знал и умел использовать.

– Значится так, – поднимаясь, принялся чеканить солдат. – С этого дня за постой будешь полтину платить. А на повозку твою у меня покупатель есть. Продадим ее завтра. Деньги пополам делим. А нет, так геть со двора. Понял меня?

– Сядь и заткнись, – не повышая голоса, процедил Елисей. – Ничего я продавать не стану. Фургон мне самому нужен. А сунешься к нему, я тебе руки с ногами местами поменяю. И запомни, вошь окопная, твой номер тут десятый.

– Да я тебя…

Что он собирался сделать, Елисей дослушивать не стал. Как только рука солдата потянулась в его сторону, парень атаковал со скоростью змеиного броска. Набитый кулак Елисея врезался костяшкой точно в ямку на его подбородке, и солдат, закатив глаза, рухнул на пол. Вскочив, Елисей одним быстрым движением вывернул ему правую руку на спину, загнув кисть в гусиную лапку и за шиворот, вздернув на ноги, поволок на двор.

Подтащив обнаглевшего дурака к фургону, Елисей со всей дури припечатал его физиономией о борт и, проделывая эту операцию на каждое слово, стал буквально вколачивать ему в сознание простую истину:

– Это. Мой. Фургон. И все, что в нем есть, тоже мое. А еще раз сунешься к нему, я тебя, паскуда, пополам порву.

Бил парень от всей души, так что по всему борту отпечатывались кровавые следы от разбитой морды солдата. Окончательно озверев, Елисей отшвырнул его в сторону и, выхватив из-за голенища свою неизменную нагайку, резко взмахнул рукой. Улица огласилась громким воплем боли. Он успел нанести с десяток ударов, когда вылетевшая из дома Наталья вцепилась ему в руку и, отталкивая от подвывающего тела, заголосила:

– Да что ж ты творишь, байстрюк бешеный! Убьешь! Ой…

Последнее вырвалось у нее непроизвольно, когда разозлившийся Елисей одним стремительным движением ухватил ее за шею, сжав пальцы так, что женщина замерла и придушенно захрипела.

– Байстрюк? – глухо прохрипел Елисей, глядя ей в глаза так, что та невольно затряслась.

Одним движением швырнув женщину на тело ее любовника, Елисей сунул нагайку в сапог и быстрым шагом прошел в свою комнату. Собрав все вещи, он прошел на хозяйскую половину и, забрав вещи, которые оставлял для стирки, принялся загружать все в повозку. Выведя из конюшни коней, он запряг их в фургон и повозку и, убедившись, что собрал все, начал отворять ворота. К его огромному удивлению, на козлах повозки откуда-то взялась кошка Мурка с одним из своих котят. Второго у парня выпросили соседи.

Выгнав свой выезд на улицу, Елисей затворил ворота и, усевшись на козлы, направил коня в сторону мастерской. Эту ночь можно будет переночевать в фургоне. А дальше видно будет. Уезжать из крепости он не собирался, а после осады вдов среди местного населения прибавилось. Так что найти место для постоя будет не так и сложно. Уже подъехав к сараю, Елисей вспомнил про козу и кур, но подумав, махнул рукой. Там остались две маленькие девочки, которым молоко и яйца были нужнее.

Загнав повозку в пространство между сараями, Елисей выпряг коней и, заведя их туда же, вручную перекатил фургон так, чтобы перекрыть выход из этого тупика. Убедившись, что уйти коням некуда, он затеплил фонарь и, забравшись в фургон, принялся разбирать вещи, готовя себе спальное место.

Разбудили его голоса у входа в фургон. Пинком распахнув дверь, Елисей вскинул оба своих револьвера, но разглядев людей, разбудивших его, скривился:

– Другого места поговорить не нашли?

Два унтера, умудрившиеся разбудить его своим спором, дружно замерли под стволами револьверов, но сообразив, что стрелять парень не станет, в один голос заявили:

– Тебя комендант ищет. Сердится очень, что ты солдата покалечил.

– Да ладно, покалечил, – отмахнулся Елисей, зевая. – Рожу набил да выпорол, чтоб место свое знал.

– Хрена там, набил. Его дохтур полночи пользовал, говорит, еще б чуть, и инвалидом бы стал.

– Комендант где? – перебил их откровения парень.

– Так у себя. Развод скоро. Потом делами заниматься станет.

– Вот после развода и подойду, – пообещал Елисей, закрывая дверь в фургон.

Достав из сундука мыльно-рыльные принадлежности, он сбегал к ближайшему колодцу и, умывшись, растопил в сарае печь, поставив на нее котелок с водой. Чаю попить. Пока вода закипала, он успел прогнать все тренировочные комплексы и, забравшись в фургон, принялся одеваться. Вообще, после того, как дела немного пошли на лад и денег с продаж его изобретений стало хватать не только на нужное, Елисей стал одеваться словно франт.

Шелковое исподнее, которое нравилось ему своей легкостью и тем, что не натирало в интимных местах. Шелковые рубашки, подобранные под цвет глаз. И отлично сидящие черкески с поясом с серебряным набором. Сапоги он так же заказывал из отличной кожи, помня, что в лесу ноги это жизнь. Особенно для разведчика. Пластуна по-местному. Так что из фургона появился молодой человек шестнадцати лет, отлично одетый и вооруженный так, что не всякий богач себе позволит.

Пройдя в комендатуру, Елисей поднялся на второй этаж и, постучав в знакомую дверь, вошел, услышав ответ штабс-капитана.

– Присаживайся, горе мое, – тяжело вздохнул комендант, доставая портсигар. – Ты чего устроил, когда Морозов тебе денег предложил? Зачем было так его оскорблять?

– А меня, значит, оскорбить можно, – фыркнул Елисей. – Уж поверьте, честь его дочерей гораздо дороже стоит.

– Ты это, про дочерей не особо, – осадил его комендант. – Помалкивай.

– Так давайте и забудем за них, – развел Елисей руками. – Уехали, и ладно.

– Ладно. Тогда расскажи, за что солдата из новых так изувечил. Это ж казенный человек.

– Да кто ж его увечил? – деланно возмутился парень. – Морду набил да выпорол, чтоб знал, на кого пасть разевать нельзя.

– Морду набил, значит? – иронично переспросил комендант.

В этот момент в