– Давайте попробуем еще раз…

Меньше всего вам хотелось услышать эти слова, но вы регулярно их слышали. Киту Муну тяжело давались повторные дубли. Ему отчаянно не хватало дисциплины. Для нормального монтажа требуется все сделать по сто раз. Сняв общий план, необходимо перейти к крупным планам. Все должно быть синхронизировано, иначе будет невозможно их объединить. Между съемками разных сцен Кит постоянно забывал, что делал. Ситуацию усугубляло то, что они с Оливером Ридом спелись, словно два пьяных разбойника. Во время основных съемок они не жили с нами в дешевом мотеле. Они обосновались в шикарном отеле. Я помню только то, что в фойе находился фонтан, в котором плавали золотые рыбки, и Кит имел обыкновение притворяться, будто хватает одну из них, пожирает, а затем выплевывает останки. Конечно, это были всего лишь кусочки тонко нарезанной моркови (по крайней мере, я так думаю), но от таких выходок достопочтенные дамы истошно вопили.

Не знаю, было ли это хорошо, что они стали закадычными друзьями. Кит был единственным человеком, которому удалось перепить Олли. Однажды вечером они поспорили, кто сможет выдуть больше бренди. Когда у каждого на счету было по две бутылки, Олли потерял сознание прямо на месте. Кит посмотрел на него и сказал: «С тобой со скуки помереть можно».

В середине съемок мы чуть не потеряли дядюшек Фрэнка и Эрни. Однажды после очередного соревнования по выпивке Кит и Олли взяли рыбацкую лодку и отправились через пролив Те-Солент. По всей видимости что-то пошло не так, и они оказались в паре миль от побережья Хэмпшира без лодки, пытаясь вернуться домой. Кит, как вы знаете исходя из того единственного случая, когда он попробовал свои силы в серфинге на Гавайях, не был первоклассным пловцом. Я помню, как они вернулись в то время, когда мы завтракали. Кит всегда превращал неприятности в шутку, неважно, насколько серьезными они были, но не в тот раз. Вероятно, он был на волоске от погибели.

Нам всем удалось пережить это лето, и к началу осени грандиозные съемки почти закончилась. Единственным, что осталось доснять, была сцена с дельтапланом. Я догадывался что мы сделаем это в конце на случай, если я разобьюсь в лепешку. Они получили бы фильм с особенно пикантной сценой дельтапланеризма, и им удалось бы продать больше билетов в кино, если бы главный актер умер за свое искусство. Лишь потом я узнал, что съемки перенесли из-за того, что они не могли получить страховку.

– Не волнуйся, – сказал Кен. – Ты будешь в полной безопасности.

Доводилось ли мне летать на дельтаплане? Конечно же, нет. Это не то, чем можно заниматься в Шепердс-Буш. Но тем не менее в холодный ветреный октябрьский день я оказался на полпути в Мальборо-Даунс, перед этим получив краткий урок от инструктора. Шаг первый: тридцать ярдов в гору. «Хорошо, выдвиньте планку вперед, чтобы подняться, и потяните ее вниз, чтобы опуститься, – сказал парень. – И на вас должен быть шлем для безопасности. Наденьте это». Непонятно, как мотоциклетный шлем почтового курьера поможет при падении с высоты пятисот футов. Последнее напутствие: «Что бы вы ни делали, не останавливайтесь. Иначе рухнете вниз как камень. Всегда лучше двигаться слишком быстро, а не слишком медленно». Такой совет по мне. Я всегда двигался слишком быстро. Я побежал вниз по склону, выдвинул А-образную раму, как мне говорили, и поднялся на расстояние пяти-шести футов над землей. Я пролетел добрых пятьдесят ярдов перед тем, как шлепнулся на задницу. Шаг второй: еще двадцать ярдов в гору. «У нас будет еще один заход, прежде чем мы попробуем с вершины». Итак, я снова побежал, выдвинул А-образную раму, почувствовал, как конструкция оторвалась от земли и продолжила набирать высоту. Все выше и выше. Я поймал восходящий поток воздуха и взмыл на двести футов, прежде чем успел среагировать. «Не останавливайся, не останавливайся» – это все, о чем я мог думать. В итоге мне снова удалось приземлиться на полной на скорости, в огромный куст улекса.

– Отличная посадка, – сказал инструктор. – Теперь давайте попробуем с вершины холма.

Похоже, мое обучение подошло к концу и я был полностью готов. Мотор! Теперь я был прямо на вершине холма в форме Томми: джинсы, голый торс, босиком, без шлема. Там было еще несколько парней со своими планерами, и они смотрели на меня с открытыми ртами. Что за идиот? Мне было все равно. Это было приключение. Я бросил взгляд с холма, затем посмотрел на облака, глубоко вздохнул и побежал. Как только дельтаплан поднялся в воздух, я начал петь. Снято. Я совершил идеальную посадку в поле у подножия холма. Там росло полно чертополоха, но мне было наплевать. Я выжил. Работа выполнена. И тут, конечно же, Кен, широко улыбаясь, сказал: «Давайте попробуем еще разок».

* * *

Когда Кен попросил меня сыграть Франца Листа в его следующем фильме «Листомания», я подумал, что он шутит. Когда я понял, что это не так, то без раздумий сказал «да». Это был единственный раз, когда The Who были для меня не на первом месте. Дело скорее не в том, что мне хотелось продолжать сотрудничество с Кеном. Он доставал из меня вещи, которые помогали мне с пением. Другая причина заключалась в том, что я хотел узнать больше об актерском мастерстве. Я хотел обзавестись еще одним козырем в рукаве. Не мешало бы немного поиграть на стороне. «Томми» был для меня своеобразным мастер-классом, но я до сих пор мало что понимал в актерском мастерстве. Мне требовалось больше опыта, чтобы разобраться что к чему. В течение следующих нескольких лет я брался за любую роль, какой бы ничтожной она ни была. Я много сотрудничал с Film Foundation (американская организация, основанная режиссером Мартином Скорсезе; занимается сохранением фильмов и проводит образовательные мероприятия, связанные с кино. – Прим. пер.). И как можно забыть мою роль незадачливого гостя, который умер во время неудачной процедуры трахеотомии в фильме ужасов Ричарда Маркуанда 1978 года «Наследство»? Но в 1975 году я все еще был начинающим актером. Мне приглянулась идея иметь вторую карьеру в запасе не потому, что я мечтал бросить микрофон и стать кинозвездой, а потому, что я никогда не знал, когда микрофон может бросить меня.

Группы постоянно распадались. Тот факт, что мы все еще были вместе, удивлял всех, включая нас самих. Из слов Пита о нас в музыкальной прессе или на сцене между песнями создавалось впечатление, что нам оставался месяц, от силы два. И если мы распадемся, было бы слишком поздно возвращаться на завод листового металла. Я был в группе с подросткового возраста, и мне уже исполнилось тридцать лет, а это солидный возраст для рок-музыки. Мне нужно было что-то, на что я мог положиться. Кроме того, работать над фильмом было намного проще, чем мотаться с песнями по всему миру. Да, приходилось рано вставать, и я к этому все никак не мог привыкнуть. Но достаточно было укрыться от взора Кена, и вы всегда могли поспать между дублями. Это была самая непыльная работенка в моей жизни.

Тогда я сказал, что «Листомания» обернется либо огромным провалом, либо огромным успехом, и, в итоге, с уверенностью можно заявлять, что мое второе предположение не подтвердилось. Это определенно была образцовая работа Кена. Объем сценария составлял всего пятьдесят семь страниц (остальное таилось в темных чертогах сознания Кена), и диалоги были ужасными. Визуально я мог понять, что пытался сказать Кен, но я чувствовал, что подвел его. Зная то, что я знаю сейчас, я бы изменил каждое слово и раскрыл бы своего персонажа. Но тогда я понятия не имел, как грамотно подать строчку диалога. Думаю, что благодаря многолетней практике мне удалось стать лучше. Но даже сейчас, если вы напишете что-то, что я должен буду прочитать, я не смогу это сделать. Я либо говорю от сердца, либо вообще не говорю. Я нахожу пение намного более естественным. Жизнь это не спектакль, это опера. Мое пение исходит из сердца. Но слова других людей исходят из мозга.