– И можешь не опасаться никаких приставаний, – продолжает Энни. – У этих любителей природы одни женщины. Ни единого мужика.

Что ж, слава богу. Наверное.

– Ясно. Но это ж не походы “Как выжить в лесу” для скучающих домохозяек? Рубить дрова я как-то не готова.

– Какие еще дрова! Детскую бутылочку держать умеешь?

Всех троих детей я кормила сама, чему доказательство – моя устремленная к югу грудь, но бутылочку держать умею, в чем и заверяю Энни.

– Значит, сможешь выкормить детеныша койота или еще кого. Там достаточно появляться раз в месяц. Вполне по-божески, согласись.

– В общем, да.

Энни вырывает страницу из ежедневника и что-то пишет.

– Вот тебе телефон Серены. Скажешь, что от меня. Давай, Джули. Берись за дело. Поможет.

Проехав до фермы “Вишневые холмы” шесть миль, я вижу, что Энни права. Тут совсем другой мир. Во всяком случае, природа: леса, луга, грунтовые дороги.

– Вы, очевидно, Джулия Флэнеган? Энни предупредила, что вы заедете. – Улыбка Серены Кармайкл мимолетна, а глаза не суровы, но очень серьезны. Длинные седые волосы заплетены в толстую косу. Одета она в линялый джинсовый комбинезон. – У вас дома есть какая-нибудь животинка?

– Да, крыса Гомер. – Мне стыдно за столь жалкий ответ. От меня явно ждали рассказа о недавно взятой в дом трехногой козе, слепой лисице или, на худой конец, кошке. – Дети хотели собаку, но муж сопротивлялся, поэтому пришлось купить крысу и сказать, что это морская свинка. – Представляю, какой ахинеей это кажется. – Карликовая норвежская гладкошерстная.

– Ничего не понимаю. – Серена смотрит недоуменно.

И что меня вдруг понесло?

– Ой, долгая история. Мой муж не любит животных, но в детстве у его брата была морская свинка. – Я заставляю себя остановиться. – Впрочем, не важно.

– Мужья, – бормочет себе под нос Серена. – На эту тему даже не начинайте.

Мы идем к главному зданию, низкому кирпичному строению без окон с многочисленными дверями, ведущими в открытые вольеры. В одном из них на соломе, поджав под себя ноги, лежит стройная олениха.

– Знакомьтесь: Эстер, – представляет Серена, останавливаясь и проверяя поилку.

– Эстер?

– Помните, Эстер Принн? Из “Алой буквы”? Самка оленя едва больше грейхаунда и на удивление спокойна.

– Конечно. Привет, Эстер. – Я просовываю палец в ограду и жду, что она подойдет, но Эстер не двигается и только смотрит на меня огромными, черными, немигающими глазами.

Вечером я с увлечением рассказываю своему семейству о “Вишневых холмах”.

– Там так здорово, вы просто не представляете! Серена Кармайкл, заведующая, такая сильная, суровая, вылитая Бонни Райт или Джейн Гудолл[20]. И там столько животных, Майкл, совершенно потрясающих, например ястреб Хемингуэй, у которого сломана плюсна.

– А что это такое? – спрашивает Люси.

– Кость в ноге, – отвечаю я.

– Есть нога и есть бедро, – начинает петь Майкл. – А гузку выкиньте в ведро.

– Гузку? – визжит Люси.

Все глупо хихикают. Майкл стирает с губ соус барбекю, отхлебывает пиво.

– Я однажды ела гузку, – говорит Кейтлин. – На День благодарения.

– Фу-у-у-у! – кричит Джейк. – Не рассказывай!

– А еще, – продолжаю я, подавляя раздражение, – я держала на руках лисенка. Его зовут Флинн, он крошечный и мягкий-премягкий.

– Здорово. – Майкл снова прикладывается к бутылке. – Кстати, детка, ты не забыла мои вещи из химчистки забрать?

– Что?

– Вещи из химчистки. Не забыла? Я хотел надеть завтра в суд синий костюм.

– Ой. Прости. Черт, совсем забыла. – Я смотрю на часы над плитой: – Когда они закрываются? Я могу съездить.

– Да ладно, не беспокойся. У меня полно синих костюмов.

– Нет-нет, я заберу. Обещаю. По дороге в “Вишневые холмы”.

– Куда?

– В “Вишневые холмы”. Приют для диких животных. Где я сегодня была. Официальное название – “Общество по спасению диких животных кембриджского округа”, но все говорят “Вишневые холмы”, там раньше была такая ферма.

Господи Иисусе, да слушал он меня вообще или нет? Я обязана трепетно внимать его рассказам про выступления в каких-то дрянных кабаках – ах, простите, заведениях, – а он не помнит, о чем я говорила пять минут назад. Мне хочется завопить во весь голос.

– Да, похоже, там действительно здорово. – Майкл отставляет тарелку. – Детка, уберешь посуду сама? Мне надо вернуться на работу, собрать кое-что для суда.

– А? Да, конечно. Не беспокойся. Иди. Я уберу. Майкл целует детей в лобики, а меня в губы, нежно.

– Между прочим, по-моему, это очень хорошо. Твой приют для животных. Свежий воздух, новые люди. Прямо скажем, лучшего волонтера им не найти. – Он еще раз меня целует. – Рад за тебя.

Я, прищурившись, смотрю на Майкла и зло усмехаюсь. Рад? Что-то не верится. Из-за этой новой затеи я не взяла его вещи из химчистки. Радоваться нечему. Можно только посмеяться и спеть песенку про гузку.

Словно прочитав мои мысли – что абсолютно невозможно, этим даром обладают лишь жены, – Майкл позже, перед сном, говорит, что очень гордится мной.

– Ты золотой человек, Джулия. – Он ласково держит меня за плечи и смотрит в глаза. – Взять хотя бы Бентли. До твоего появления это был сущий мавзолей. – Майкл вздыхает, чуть отстраняется и всматривается мне в лицо: – Ты хорошо себя чувствуешь?

Утром я просыпаюсь со страшной головной болью. Кожа словно обожжена, а в горле застрял нож для чистки овощей. Я звоню на работу, сообщаю, что заболела, и снова зарываюсь в одеяло. Когда будильник Майкла, щелкнув, пробуждается к жизни и радиокорреспондент самодовольным тоном начинает вещать о новой химчистке, совмещенной с вьетнамским рестораном, я прокаркиваю:

– Майкл. Тебе придется самому собирать детей. Мне совсем плохо.

– Что такое?

– Заболела. Наверное, грипп. Просто какой-то… ужас.

– Бедная детка. – Он целует меня в лоб. – Как мне тебя жалко. Купить что-нибудь на ужин? Может, кислый суп, который тебе понравился в “Пекинской кухне”?

– Спасибо.

Он поднимается на локтях и смотрит на меня пару секунд.

– Спи дальше. Я обо всем позабочусь.

Пока Майкл принимает душ, я дотаскиваюсь до ванной, чтобы выпить “тайленол”. Пластиковых стаканчиков не осталось, поэтому я набираю воду в красную пластмассовую крышку от крема для бритья и пытаюсь не замечать “ментолового взрыва” на языке. В зеркале видно отражение мужа. Он энергично намыливается, как всегда, вот уже много-много лет, в определенной последовательности: левая рука, правая, грудь, промежность, ноги; правая ступня, левая, шея, ягодицы, задняя часть ног. Он снимает с крючка на присоске щетку из люфы, проводит по ней мылом, трет спину. Было время, мы залезали друг к другу в душ. Но осталось ли место для сюрпризов в нашем браке?