Люба молча сидела на прежнем месте и испуганным взглядом следила за моими метаниями по кухне.

Наконец обработав рану антисептиком и замотав стерильным бинтом, я остановилась. Кухня была похожа на поле боя. На столе, полу и раковине алели брызги крови, создавая сюрреалистический узор. И среди всего этого безумия – ошалелая Любаня, испуганно глядящая на меня.

По тому, как подрагивала её нижняя губа, я поняла, что сестра сейчас расплачется. Вот только мне совсем не хотелось её утешать. В Любины слёзы я давно не верила. И кажется, впервые в жизни не чувствовала вины перед ней.

Сестрица приносит хаос в мою жизнь.

Теперь для меня это стало очевидным.

И как прикажете дорезать салат? А клюквенный соус? Прощай рождественский ужин? Не позволяя себе расклеиться, попыталась перебрать варианты. Их было немного: ограничиться окороком и запечённым картофелем, подождать Егора и попросить его завершить начатое мной или… Нет, пожалуй, это всё. Больше вариантов я не видела.

Увлечённая обдумыванием того, как спасти праздничный ужин и остатки праздничного настроения, я не сразу услышала голос. Тихий, глухой, полный искреннего раскаяния.

– Прости меня…

Что? Кажется, мне что-то послышалось.

– Прости меня, – повторила Любаня, и только тогда я поняла: нет, не послышалось, это действительно сказала она.

Заметив, что я смотрю на неё, что услышала и осознала только что произнесённые ею слова, сестра опустила голову. Её губы искривились, выпуская всхлип. Из глаз потекли слёзы.

– Прости меня, – выдохнула Люба, закрывая лицо руками и отворачиваясь.

Она что, плачет? Моя сестра плачет? Оказалось, что я даже не помню, как это может быть. В последний раз Любаня плакала по-настоящему там, возле мамы… А потом было лишь притворство.

Я сразу определяла такие вещи.

Сначала она делала вид, что плачет, когда её обижали в детдоме. Стоило ей только зареветь погромче, потирая кулачками глаза, на крик сбегались воспитатели, и обидчикам влетало.

Потом у приёмных родителей сестрица научилась манипулировать Геной при помощи выражения лица. Стоило ей лишь сделать вид, что собирается заплакать, как здоровенный увалень, на две головы выше неё, капитулировал и уступал ей всё: игрушки, конфеты, да что угодно, лишь бы не разрыдалась. И чтоб тётя Люда потом не внушала сыну, как важно быть сдержанным и воспитанным с девочками. А дядя Коля мог и ремня всыпать за плохое отношение к бедной маленькой сиротке Любане.

В общем, сестрица всегда использовала слёзы для того, чтобы манипулировать мужчинами и добиваться того, что ей нужно.

Но сейчас…

Сейчас она просто плакала.

По-настоящему.

– Люба… – начала я растерянно, не зная, что сказать дальше. Сделала шаг к ней, совершенно не представляя, как её утешить. И вдруг Любаня сама поднялась на ноги, слегка покачнувшись, подошла ко мне, обняла за шею, прижалась.

Я обняла её в ответ, пару раз всхлипнула, шмыгнула носом и вдруг поняла, что тоже плачу, выплёскивая со слезами всё, что накопилось внутри. Горечь обиды, которая жила во мне все эти долгие месяцы, из-за того, что Любаня обманула меня, использовала в своих целях. Вину, которую я постоянно испытывала перед сестрой, с тех пор как мы остались одни. И страх, что не справляюсь, что не смогла как следует сдержать данное матери слово…

Мы стояли посреди кухни, обнявшись и рыдая, прощая друг друга, отпуская всё, что было между нами, и освобождаясь.

Мы не слышали, как открылась входная дверь, и Егор, привлечённый нашими всхлипами, пошёл в кухню.

– Что здесь происходит? – спросил он, встревоженно глядя на меня.

И почему-то мне показалось, что муж готов броситься на Любу, оттолкнуть её от меня, как будто она представляла опасность.

– Привет, – я тут же оставила сестру и подошла к мужу, даже не задумываясь. Обняла его и, только ощутив каменное напряжение под своими ладонями, вспомнила о Любане и о том, что здесь произошло. Не хочу даже знать, что подумал Егор, увидев нас посреди забрызганной кровью кухни, но убедить его, что всё хорошо, нужно как можно скорее. Подняла вверх забинтованный палец: – Я порезалась, представляешь? Такая неаккуратная…

Обернулась к Любане, понимая, что надо как-то объяснить и её присутствие, разбавить копившееся напряжение, но Люба так и не успела сообщить, зачем приехала. И я не знала, что сказать мужу.

– Здравствуй, Егор, – начала она сама, без подсказки. – Извини за вторжение. Я ненадолго. До утра. Если позволишь…

Голос её дрогнул. Всё же просить Любаня не привыкла. А сейчас получалось, что она как бедная родственница просила о ночлеге.

– Спрашивай у сестры, – грубовато ответил Егор, поцеловал меня в щеку и, осторожно вывернувшись из рук, отправился переодеваться.

– Можно я у вас переночую? – послушно спросила Любаня.

– Конечно, – я кивнула, подкрепляя ответ улыбкой. Если сестре некуда пойти, я не выгоню её на улицу на ночь глядя. – Поможешь приготовить ужин?

– Разумеется, – сестра неуверенно улыбнулась в ответ, как будто не до конца понимала, как это делать. Пару секунд она раздумывала, а потом добавила: – Спасибо.

Это было новое слово в лексиконе Любани, раньше она предпочитала обходиться без него.

Я взглянула на неё, удивлённо вскинув брови. «Прости» и «спасибо» в течение нескольких минут? Что это нашло на мою сестричку? Пришла она нормальной, ну то есть, такой, как обычно. Как раньше. Одетой в кокон самоуверенности и выверенного хамства.

Так что же произошло в этот краткий промежуток?

– Можно с тобой поговорить? – голос был неуверенный, с просящими нотками. И я подумала: вот оно. Ей что-то от меня нужно, а надавить она не может.

– Конечно, – мягко улыбнулась, вернувшееся понимание ситуации давало мне ощущения контроля над ней, я знаю, что нужно Любане, потому что я знаю её. – Только сначала ужин.

И вообще, у нас рождество, а это семейный праздник. Даже хорошо, что сестра пришла именно сегодня. В хорошем чутье ей не откажешь.

– Что мне делать? – с энтузиазмом спросила Любаня, оглядывая стол.

Я в зародыше задавила привычное желание сказать, что ничего не нужно, пусть отдыхает, пока старшая сестра всё решит за неё. Ну уж нет. Не в этот раз. Ей придётся помочь мне.

– Почисти яйца и порежь, потом лук, – решила я, окинув кухню взглядом полководца, подсчитывающего будущие потери на поле боя.

Картофельный салат сложно испортить. Хотя моя сестра – та ещё мастерица. Но, как выяснилось, обращаться с ножом она умела. И только однажды спросила: крупными или мелкими кусочками резать яйца.

Я снова подавила желание встать у неё за плечом и контролировать размер кусочков. Любаня справится. И я тоже справлюсь с этой новой, улучшенной версией моей сестры.