— Да не эту девушку, — Морен с раздражением дёрнул цепь, успокаивая проклятую.

— Мы ищем мою сестру, — пояснил Валек. Кикимора тут же затихла, прислушалась. — Высокая, светловолосая, фигуристая, с толстой косой до пят. Ты видела её?

— К нам она не забредала, — кикимора словно бы с удовольствием вступила в диалог с Валеком. Речь её была живой и прыгучей, интонации постоянно сменяли друг друга: с радости она перескакивала на жалобное нытьё, затем впадала в раздражение и так же быстро снова веселела. — На болотах никто не тонул, она всех жрёт, никто сюда не доходит, питаемся одной рыбой, человечины охота, а как вы сюда попали?

— В этом лесу живёт некий Владетель, — обратился к ней Морен. — Люди принимают его за божество. Знаешь, как его найти?

Кикимора долго всматривалась в него, прежде чем ответить:

— Знаю, все это знают, кто в его лесу живёт.

— Отведёшь нас к нему, и я тебя отпущу.

Каждый раз, когда кикимора обращала взгляд к Морену, её глаза горели так, будто она обещала ему самую мучительную смерть, которую только могла придумать. Но, поразмыслив немного, она встала на четвереньки и пригнулась к земле, следя за Мореном.

— Отведу, отведу, ты его разозлишь, и он шкуру с тебя спустит, тогда-то я и посмеюсь.

— Вот там и посмотрим, — ответил Морен.

Он отвязал свою лошадь, отвёл её подальше от зыбкого болота и забрался в седло, намотав цепь вокруг ладони. Кикимора поползла первой, точно ящерица переставляя худые, покрытые струпьями конечности. Валек по наказу Морена шёл прямо за ней, освещая факелом путь, — в темноте болотная тварь легко могла завести своих пленителей в топь, чтобы отделаться от них. Морен замыкал шествие. Куцик, устав сидеть на месте, полетел вперёд, и когда он махнул крыльями над головой проклятой, та резко прыгнула, пытаясь поймать его когтями, за что получила новый рывок цепью.

Они углубились в непроходимую чащу. Их проводник не считала нужным обходить валежник или крутые рвы, переползая их и пытаясь утянуть лошадь Морена за собой, за что неизменно получала наказание, но не исправлялась. Валек ехал, понурив голову, и то и дело бросал на неё жалостливые взгляды. Ночи

Ночи в этих краях по весне были длинными, Морен видел, как его спутник клюёт носом в седле, оттого, возможно, он и казался таким тихим. Зато кикимора поднимала столько шума, шебурша, словно змея в сухой траве, что будь рядом птицы, они бы давно разлетелись в страхе. Морен не доверял ей, но, похоже, она в самом деле отлично знала, куда идти, ибо вела их уверенно и прямо, не петляя и не останавливаясь.

Непроглядная тьма сменялась глубокими сумерками, знаменуя пришествие утра, но, куда бы ни лежал их путь, лес не становился приветливее. Низко склоненные ветви елей заставляли пригибать голову, мшистые камни норовили стать ловушкой для копыт лошадей, а темнеющие вдали деревья казались тем чернее, чем чётче проступали их очертания. И тут далеко за пределами света от факела Морен заметил какое-то движение, будто одна тень отделилась от другой. Он тут же остановил лошадь, из-за чего цепь натянулась, и кикимора замерла, оборачиваясь к нему. Валек тоже остановился. Он выглядел потерянным, а вот проклятая, похоже, различила что-то в тиши, потому что повернула голову в сторону теней и прислушалась.

— Что… — начал было Валек, но Морен перебил его.

— Потуши огонь, быстро, — приказал он свистящим шёпотом.

Валек спрыгнул с коня и вогнал факел горящим концом в землю, притопнув его ногой. Мгла поглотила их, и вдали во тьме проступила высокая фигура, похожая на человеческую. Кикимора ощетинилась и запричитала:

— Пусти, пусти! Спрятаться, надо спрятаться!

Морен огляделся, выбрался из седла и под уздцы повёл лошадь к широкой ветвистой пихте. Её окружал сосновый буревал из поваленных одно на другое деревьев, и именно за ним он и решил спрятаться. Валек поступил так же, но его бегающий взгляд говорил: он плохо понимал, что происходит. Заведя коней за деревья, Морен отдал ему поводья, бросил: «Не высовывайся», а сам прижался спиной к одной из сосен, выглядывая из-за неё и держа ладонь на рукояти меча. Кикимора забилась между корней, зарывшись в лесную подстилку.

Фигура с лошадиной головой и телом человека медленно приближалась к ним. Проклятый ступал медленно и неторопливо, руками подгибая ветки, а иногда и целые деревья, вставшие у него на пути. Он никуда не спешил, размеренно переставляя конечности, вероятно, не заметив их. Ведь череп, что он надел на себя, смотрел куда-то вдаль, позади них, хотя сам леший направлялся в их сторону.

Валек подобрался поближе к Морену и шёпотом спросил:

— Ты его не убил?

— Нет, конечно. Я не настолько глуп, чтобы сражаться с таким огромным проклятым, а их, если помнишь, было ещё и двое…

Леший подошёл настолько близко, что стали слышны звуки его шагов и жалобный скрип наклоняемых им деревьев, так что оба затихли. Лошадь Морена занервничала и с тихим ржанием попыталась отступить. Он кинулся к ней, выхватил из сумки сушёное яблоко и пихнул ей под морду, отвлекая. На счастье, это сработало. Проклятый прошёл мимо, но лишь когда его силуэт вновь слился с тенями деревьев, Морен позволил себе выдохнуть.

— Почему мы прятались? — поинтересовался он у кикиморы. — Разве это не Владетель?

Она вылезла из своего укрытия и отряхнулась, разбрасывая еловые иголки.

— Нет, Владетель другой, он больше, намного больше. Этого я не знаю, не доверяю.

— Ещё больше? — опешил Морен.

— Куда же ты нас тогда ведёшь? — спросил побледневший Валек.

— К Владетелю. К яруге. Он лишь на ней показывается.

Морену всё меньше нравилась эта затея. Но кикимора уже поползла вперёд, всем своим видом давая понять, что пора бы продолжить путь.

Зажигать факел повторно они не стали, ведь тьма уже отступала, сменяясь густой серостью утра. Вновь набежал туман, окрашивая пространство в голубовато-серые оттенки. Лес редел, полотно ветвей над их головой истончалось, пропуская всё больше света, но зато дымка скрадывала подлесок и те опасности, что он мог таить. Морен внимательно следил за кикиморой, и поэтому от него не укрылось, как та начала прислушиваться, вертя головой во все стороны. Когда проклятая вдруг замерла, он остановил лошадь и жестом приказал Валеку молчать.

Тот открыл было рот, но не успел издать и звука, как до них долетели отголоски тихих рыданий. Женский плач разливался по лесу, и казалось, что он звучит одновременно отовсюду, но самой ночницы нигде не было видно. Даже её силуэт не мелькал среди деревьев, а