каждый, кто смотрел на него накануне дня рождения приятеля, родственника или соседа, не забывал поздравить именинника вовремя, отчего радовались обе стороны.

Я знал, что Айвен забывчив и нет для него горшего стыда, чем вспомнить о чьем-нибудь дне рождения через неделю.

В машине на обратном пути я изучал биржевые индексы. Точнее, пытался, потому что все цифры казались мне на одно лицо. Я думал об отце, матери и братьях, и моем деде Микеле, который был автором самой первой, оригинальной и подлинной «семьи Надир». Она же символ успеха.

Кто-то сказал, что все счастливые семьи похожи друг на друга. Наверное, он сказал, не подумав. Либо «семьи Надир» были особенными и жили по своим законам; интересно, что устойчивое выражение «семья Надир» за несколько месяцев стало мемом в Cети.

Так называли идеальное и несбыточное, вроде «мира единорогов». Так называли искусственное и фальшивое, фейк, одним словом. Но так называли и сверхприбыльное предприятие, и мечту каждого подростка: «Зачем ему колледж, он за пару лет построит Семью Надир».

Расписывая инвесторам перспективы, я не преувеличивал – я, кажется, еще и преуменьшал. Десятки и сотни тысяч людей становились сотрудниками корпорации «Надир», миллионы платили за право быть клиентами. Мои разработчики, все, кто поверил мне на первом этапе, считались счастливчиками и вызывали всеобщую зависть.

А я испытывал к своему растущему детищу чувство, больше всего похожее на страх. Ладно, для начала на опасение. «Идеальные семьи», которые программа подбирала для меня лично, оказывались странными, иногда откровенно несчастными, иногда со множеством скелетов в шкафу. Всякий раз меня поражало узнаванием, как ударом тока, и поднимался ком в горле, вот как от запаха детской каши. Это так сильно на меня действовало, что я никогда не задерживался в «семье» дольше чем на час-полтора – обеда или ужина за общим столом мне было достаточно, и я клялся себе никогда больше не пробовать, и обязательно пробовал еще. Это было как пристрастие к наркотику. Возможно, тот человек с диковатым взглядом, что выкрикивал на пресс-конференции дурацкие вопросы, был в чем-то прав: «Это уже не коммерция»…

Дважды нейросеть предлагала мне «идеальную семью», в которой я имел статус отца семейства, старше своего возраста лет на двадцать. Я отказался и посчитал такие варианты глюком: я ведь был чужаком в этом мире, информации обо мне недоставало, эксперимент получался нечистым. Зато, судя по взрывному росту клиентской базы, довольных пользователей у меня было на порядок больше, чем разочарованных.

Каждый день в личные сообщения моего блога падали десятки писем. Мне предлагали выстроить «семью Надир» школьницы, студентки, взрослые женщины, фотомодели, кассирши, университетские преподавательницы. На день или на час, с долгосрочными отношениями или вовсе без обязательств, на моих условиях, сразу в постель или просто кофе попить. Мужчины писали тоже, кто осторожно, кто откровенно. «Ты хочешь читать все, что присылают? – спрашивала девушка, которая вела этот блог за меня. – Или тебе достаточно статистики? Или отбирать самые интересные?»

Я и сам не знал. Глупо было все это просто игнорировать, но глупо было и соглашаться, а меня, как назло, все больше донимали дурацкие подростковые сны, и я всякий раз вспоминал замечание Микеля насчет «гормонального фона». Во сне я целовал голую девушку и не видел ее лица, и все было хорошо, пока под моими ласками она не превращалась в деревянный корабль, а сам я, обнимая дерево, не превращался в спрута, и дальше моя фантазия выдавала дурацкие, неприличные, болезненные сцены, которые я торопился забыть сразу после пробуждения.

Тогда я включал холодную воду в ванной среди ночи, стоял под струями, лязгая зубами, и, чуть зажмурившись, видел морскую воду вокруг и парусник на горизонте, и даже в мечтах боялся к нему приблизиться.

Что, если Герда никогда меня не простит?

Бабочки на огонь

Пятнадцать змей упражнялись в вольере, одновременно, плавно, следуя друг за другом, иногда прикусывая кончик хвоста впереди ползущей коллеги. Змеи складывали бегущую строку, черно-желто-чешуйчатую, выписанную старательным школьным курсивом: «Счастье можно купить. Корпорация «Надир», постоянным клиентам скидки».

Я наблюдал за змеями, валяясь на шезлонге, когда в доме возник – появился, соткался – Микель.

Я встал. Змеи в вольере на секунду замерли, а потом завели курсивом новую строчку: «Микель сегодня я слишком устал для спарринга». Запятой в этой фразе не было, я не знал, как может змея изобразить запятую.

Микель спустился с заднего крыльца, в руках у него, как я и опасался, были две пары боксерских перчаток:

– Тяжелая неделя, да?

Судя по голосу, он не собирался меня добивать.

За минувшие четыре дня у меня в дневнике появились три отметки «сердце». Больше, чем за всю историю моей учебы. Микель называл это «качественный рывок»: я работал с магией потока, магией равновесия, магией целесообразности, с пятью разновидностями боевых магий, и это не считая деловых встреч каждый день и сегодняшней пресс-конференции.

– Ладно, – Микель повесил перчатки на ветку лимонного дерева. – Поступим по-другому. Поезжай в город и как следует развлекись, все-таки вечер пятницы.

– Я не хочу, Микель, – сказал я, скрывая вздох облегчения. – Я устал…

– Тогда спарринг?

– Нет! – я замотал головой.

– Маг обязан быть в хорошем настроении, – сказал он наставительно, – кроме тех случаев, когда он по своей воле желает быть в плохом.

И он вытащил из кармана и протянул мне сложенный лист бумаги. «Я, Микель, разрешаю Леону Надиру использовать магию круглосуточно, в дневное и ночное время, так, как ему будет угодно. Подпись, число».

* * *

Самыми забавными поначалу мне казались лица охранников при входе. Я, конечно, отправился в турне по клубам, куда не пускали до двадцати одного года. Охранники смотрели на мое удостоверение личности, потом на меня – потом солидно кивали и пропускали, и только на дне их глаз сидела тень недоумения: что не так с этим парнем? Нет, вроде бы все в порядке…

Удостоверение было подлинное. Личность немного поддельная – я не хотел, чтобы меня узнавали на каждом углу. Взрослый мужчина, отражавшийся в зеркалах, был похож на моего отца в молодости. Мне очень нравилась эта затея.

Маг обязан быть в хорошем настроении. Поглаживая записку-разрешение в нагрудном кармане, я с трудом сдерживал широкую улыбку, которая, конечно, социально одобряема, но не настолько же дерзкая и безумная.

Роскошные интерьеры, светомузыкальные эффекты не производили на меня впечатления – роскошь я успел повидать. Нет, дело было в другом; в моем дрейфе от заведения к заведению нарастало обалденное, пьянящее чувство свободы – я вышел одновременно из всех социальных ролей, я был