И главное - они больше никуда не могли исчезнуть, поскольку теперь хозяйственный Аристарх Удодович принял настоящие меры. С одной стороны, их крепко охраняли бесстрастные роботы, с другой - они все были фанатики биоинженерии. Для них не было другого счастья на Земле - только волшебная наука, равнявшая их со Всевышним, как им казалось. Они, собственно, и раньше в институте были закрытой кастой с любыми привилегиями, но Аристарх Удодович всегда боялся каких-нибудь утечек: вокруг был очень большой и любознательный город; по коридорам заведения ходили простые научные сотрудники, занимавшиеся каким-нибудь банальным клонированием мышей или скрещиванием кошек с фикусами. Мало ли что! Никто не должен был знать, что в действительности совершила секретная лаборатория, никто на всей Земле! До поры до времени, конечно.

- Ладно, дорогая, давайте спать, а то мне что-то водочка сильно ударила... - Он старался выглядеть хмельным. - Утро вечера мудренее. Ванная - слева по коридору.

- Ничего, я подожду, а вы проспитесь. Не беспокойтесь, - умиротворяюще ответила Мария, глядя в мутные, испуганные до чёртиков, остановившиеся глаза Аристарха Удодовича. - И пожалуйста, не тщитесь показаться мне пьяным. Человек, выдумавший самый доходный на земле бизнес, не должен так быстро пьянеть.

Он убрал муть из очей, усмехнулся, выпрямился, медленно пригладил свои пять-шесть потных волосин на затылке и лёг на диванчик:

- Я посплю в гостиной. В спальне удобнее, но это для дорогих гостей. До встречи утром!

- Не стоит утруждаться, - в тон ему сказала Мария. - Спать я не собираюсь, посторожу ваш сон. Водочку допью.

- На здоровье, - с лёгкой ехидцей откликнулся Аристарх Удодович и, как ни странно, быстро засопел и даже захрапел.

"Крепкий орешек... - подумала Мария, с любопытством разглядывая его, как диковинную зверушку. - И всё это, оказывается, дело рук вот такой образины!.. О Боже!.."

Она походила по комнате, посмотрела на далёкие московские огоньки за окном, перевела взор на потолок, где тускло мигала странная бронзовая люстра об одиннадцати рожках, почувствовала, что абсолютно ничего не чувствует, как обмороженная вся, и подошла к книжному стеллажу. До утра хоть почитать что-нибудь. И протянула руку к первому попавшемуся фолианту.

Отец и сын Ужовы прожили в своей квартире три драгоценных дня. Разница в возрасте, снятая скорбным общим опытом, теперь не мешала им одинаково чувствовать: прощай, прежняя жизнь!

Они ходили по комнатам, гладили корешки любимых книг, разглядывали посуду, касались подоконников, открывали и закрывали шкафы с одеждой Марии, пили сырую воду из-под крана и поглядывали друг на друга, как заговорщики.

- Пап, мы похожи на привидения, - сказал Васька вечером 10 августа.

- Главное, что мы не похожи на демонов Франкенштейна.

- Ещё не вечер, - усмехнулся Васька.

- Вечер, - поправил его отец. - Вон посмотри в окно: скоро полнолуние, может, очень скоро...

- Кстати, вот куда я хочу безумно, пап, на Луну! - с силой, страстной силой воскликнул Васька, чем удивил Ивана Ивановича. Обычно его отрок ёрничал. Обычно в его словах сквозил и скепсис, а бывала и прямая ненависть к миру, и многое другое тёмное, с чем уже было поздно бороться.

- А новая религия? - попробовал пошутить отец.

- Само собой, пап, но это может и подождать. Человечество ещё со старыми не разобралось. А я слетал бы на Луну, посидел бы там, подумал, и тогда моя религия была бы ещё лучше, я уверен!

- А знаешь, Вась, - мечтательно подхватил Ужов, потягиваясь на ковре, как проснувшийся кот, - я бы тоже туда слетал с превеликим удовольствием. Я вспомнил: в твои годы я просто обожал полнолуние и всегда ждал его с замиранием сердца - вот-вот она вся покажется, моя красавица, с её вечной улыбкой... Ты чувствуешь её улыбку?

Васька подошёл к балкону, поискал их улыбающуюся подругу.

- Да, пап, чувствую всеми костями.

- Нормальные люди чаще говорят, что всей душой, - напомнил отец.

- Так то нормальные. Им со своей душой ещё договариваться и договариваться, а нам с тобой... Ну что нам с тобой с этой душой делать? Она и без нас была бессмертна!

- Представляешь, Вась, как сейчас удивляются наши души, слушая наши мечты! Их теперь вроде никто и не собирается спасать. И это в православной стране! Как её спасёшь, если она у меня теперь всегда при себе, при вечном теле? О, наверное, наши тела в конце концов жутко надоедят нашим душам!

Васька так задумался, что в межбровье враз появилась глубокая складка. Это было впервые в жизни; отец заметил, как всего от нескольких фраз повзрослел его сын. Он и так давно не походил на десятилетнего ребёнка, он, как ни странно, даже подрос за лето, резко, даже рукава укоротились. Сейчас он вдруг на миг стал стариком.

- А ведь ты, пап, дивную вещь сказал! - У Васьки даже голос подсел. - Как в нашем народе говорят: отдал Богу душу. То есть взял - верни владельцу. А мы с тобой не можем вернуть владельцу наши души. Как быть?

- А зачем торопиться, Васёк? Бог вечен, ждать умеет, пусть наши души побудут с нами сколько смогут. У Него от одной-двух не такая уж и большая недостача выйдет! - Иван Иванович никогда раньше не позволил бы себе подобных кощунств, однако сейчас его, по понятным причинам, несло всё дальше.

- А вдруг Он ждёт всех? Вообще всех? А вдруг Ему больно, если какая-то Его частица не возвращается к Нему? Ведь борьба с сатаной - она ведь, говорят, именно за души борьба. Но сатана вынужден их покупать, поскольку это не его хозяйство, а Бог просто забирает себе Своё. Так надо: для гармонии. А мы с тобой, получается, задержим восстановление гармонии. То есть наше с тобой бессмертие - это, опять же по пословице, ни Богу свечка, ни чёрту кочерга, да? - Васька чрезвычайно взволновался своим рассуждением.

- Да, сынок, влипли мы, - согласился Иван Иванович, встал и тоже подошёл к балкону - посмотреть на почти полную Луну.

Она была прекрасна: в лёгком туманном ореоле, с пикантно-неправильной округлостью левого бедра и с улыбкой Джоконды.

Мария взяла с полки небольшую потрёпанную книжку в мягкой матовой обложке. Полиграфически это изделие было ужасно: мелкий шрифт, плохенькая газетная бумага - аж в катышках; клей нестойкий - страницы рассыпались.

Оглянувшись на мертвецки спящего завхоза, Мария открыла книгу наугад. Так и сказала себе: наугад. Угад. Гадание.

"...Ведьму, конечно, предали сожжению. К сожалению, история эта случилась в очень уж глубокой древности, около 1220 года, что несколько смягчает ее права на достоверность..."

Мария рассмеялась. Последние слова о смягчённых правах на достоверность огненно полыхнули, поразили: беспредельно расширенная новизна её собственной жизни уже сделала её недостоверной и бесправной: вот тебе первый результат! Но каков слог! Как можно описать любые человеческие приключения!