– Не позабыла, – буркнула я, вытирая лицо рукавом платья, но только размазала получившуюся грязь по лбу и щекам. – А толку-то?

– Ну и кашляй дальше, – лениво отозвался мой спутник, приоткрывая один глаз и наблюдая за невысокой светловолосой девушкой в приметных ярко-зеленых одеждах, машущей руками проезжающим по дороге телегам.

Никто не останавливался на призыв странницы, левая половина лица которой была закрыта густыми прядями волос, выбивавшимися из аккуратно заплетенной тугой косы длиной до колена. Наш возница тоже было поначалу равнодушно проехал мимо, а потом что-то блеснуло в ее поднятой над головой руке. Золотая звездочка с отчеканенным профилем здешнего короля сверкнула пойманным солнечным зайчиком – и сразу же раздался грубоватый мужской окрик, и телега остановилась.

– Ой, спасибо, что все-таки подвезти решили! – Девчушка, которой на вид было лет семнадцать, подбежала к вознице, сунула ему в протянутую ладонь блестящий золотой кругляшок и ловко перебралась через деревянную обрешетку, плюхаясь на какой-то сверток рядом со мной. – Здравствуйте, люди добрые. Попутчиками до самого Альгаста будем?

– Вроде того, – неуверенно пробормотала я, поглядывая в сторону Рея. Тот равнодушно пожал плечами и отвернулся, наблюдая за однообразным пейзажем по обе стороны от дороги – заросшая сорняками и лебедой обочина, широкий луг с розовыми клеверными звездочками в траве, поперек которого как раз и пролегал тракт, за ним – темно-зеленая кромка леса с зубчатыми еловыми макушками.

– В первый раз в большой город едешь, ведь правда? – Девушка рассмеялась, блеснув жемчужно-белыми ровными зубами.

Ярко-зеленый глаз, обрамленный пушистыми темно-русыми ресницами-иголочками – как прозрачная вода в крохотном лесном ручейке, а волосы, заплетенные в тугую косу с серебряной подвеской на кончике, оттеняли светлую, усыпанную веснушками нежную кожу мягким пшеничным золотом.

Интересно, почему она зачесывает пряди так, что они закрывают всю левую щеку почти до подбородка? Может, на лице родимое пятно или шрам, полученный в детстве? А ведь улыбается девушка так ярко, так заразительно-радостно, что нельзя не улыбнуться в ответ, не проникнуться искренней симпатией к разноцветным искрам ее легкости и веселья, которыми мерцает ее душа. Тут ни отметину на лице не заметишь, ни шрам – просто не обратишь внимания на такую мелочь…

– В первый. – Рей ответил вместо меня, усаживаясь ровнее и пристально глядя на девушку. – Моя жена никогда не была в крупных городах, а я обещал после свадьбы свозить ее в Альгаст, купить лучшие сапожки из всех, что удастся раздобыть.

– Здорово как! А я в город к мужу еду. – Девушка мечтательно зажмурилась, потерла ладошки нетерпеливым жестом. – Уже. с месяц его не видела, соскучилась так – просто сил нет! И тут счастье такое, в Альгасте надолго по делам задержится. А для меня этот город – почитай, дом родной. Родилась и выросла тут неподалеку, а потом замуж вышла. Ох… – Она спохватилась, протянула мне руки. – Совсем заболталась, даже представиться позабыла. Я Гвенни, меня так родители назвали в честь белоснежного полотна, преподнесенного мне в дар женщиной, которую отец попросил быть мне крестной матерью. Странное дело, наверное, моя крестная – фея из волшебного Холма, иначе как объяснить, что маленького отреза той чудесной ткани хватило мне и на свадебное платье, и на покрывало, а еще на расшитый рушник для брачного ложа осталось.

– Да уж, не иначе как феей была та женщина, – усмехнулся фаэриэ, искоса поглядывая на меня, словно спрашивая, может ли в самом деле ши-дани сделать такой щедрый подарок смертной и пожелает ли что-то получить взамен. Я отвела взгляд.

Не хотелось объяснять, что кто-то из весенниц в самом деле мог подарить девочке отрез беленого льна с вплетенными лунными лучами в обмен на вспышку радости, на момент высшего счастья в будущем. И что прекрасное свадебное платье, сверкающее в ночи серебряными искорками, алмазным крошевом, отберет у счастливой невесты сладкий миг счастья даже с самым желанным и любимым мужем, так, что утром она проснется – и не ощутит щемящей душу нежности к мужчине, спящему рядом, не почувствует радости от первой брачной ночи. И, скорее всего, новоиспеченная жена примет это как должное, улыбнется и пойдет растапливать семейный очаг заготовленными с вечера душистыми смолистыми дровами, начисто позабыв о тоскливой пустоте, на миг возникшей в сердце накануне, когда весь трепет и радость от брачного ложа словно рукой сняло.

– …собираешься, госпожа Фиона? Теплые чуткие пальцы коснулись моей озябшей, несмотря на жару ладони. Я вздрогнула, подняла взгляд на девушку, обеспокоенно глядящую на меня. Помотала головой, словно стряхивая облепившее со всех сторон душное летнее марево, провела ладонью по лбу, пытаясь сообразить, когда фаэриэ успел представить меня чужим, на ходу выдуманным именем и как сам представился на этот раз, разумно не доверяя первому встречному человеку даже короткого варианта своего настоящего имени.

– Выпей, милая, полегчает. – Я машинально отхлебнула из фляги, которую мне протягивал Рей. Кислое молодое вино, разведенное колодезной водой, и в самом деле слегка взбодрило, разогнало муть в мыслях.

– Спасибо…

– Похоже, вам солнышко голову напекло. – Гвенни осторожно коснулась моего лба чуткими, пахнущими сушеной полынью и цветущим вереском пальцами, всмотрелась мне в лицо пристальным, чуть стекленеющим взглядом.

Прозрачная зелень родниковой воды в ее радужке на миг сменилась сочным малахитом, злым змеиным ядом, словно что-то глянуло на меня из черного омута зрачка, что-то чуждое, непонятное, не-людское.

Глянуло – и спряталось, как черная кошка в густой тени, отбрасываемой иссушенным старостью деревом в серебристую лунную ночь.

Может, и впрямь голову напекло? Откуда взяться сумеречной нечисти под ярким летним солнцем?

– Гвенни, а расскажи об Альгасте, – негромко попросила я, пытаясь поудобнее устроиться на постоянно сползающем мешке не то с куделью, не то с паклей. – А то муж отговаривается то усталостью, то занятостью.

Но, скорее всего, Рей сам не знает, каким стал город за прошедшие двести лет. Ведь жизнь людей переменчива, как месяц на небе, непостоянна, как погода в весеннюю распутицу, и за двести лет шумный торговый город, возведенный на перекрестье двух крупных дорог, мог с одинаковым успехом стать как крепостью со строгими порядками, так и «нижним городом», дающим приют людям с нечистой совестью и запачканными кровью руками.

– Ой, госпожа Фиона, Альгаст – самый яркий, самый солнечный город из всех! – Девушка заулыбалась, взмахнула руками так, что ярко-зеленые, расшитые желтыми узорами широкие рукава почудились крыльями волшебной птицы из южного Алгорского холма. – Там главная башня сияет всеми цветами радуги, на ее вершине звенит серебряный флюгер, а дно мраморного фонтана выложено янтарем. Люди… немного странные, чудные, но все равно очень приветливые. У мужа там дом, доставшийся от родителей, его окна выходят на улицу, где работают ткачи. Ох, видали бы вы, какие ткани иногда вывозят оттуда на базар! Яркие, переливаются на солнце, как птичьи перья, а уж какие мягкие да тонкие! Словно туманное облачко, паучья паутинка…